29-го, к половине 9-го утра. Тут для меня уже было приготовлено помещение в одном из домов Немецкой слободы. (Слободой) называется всякое предместье. В доме этом на часах стояло шесть человек (солдат), и вообще сделаны были всякие нужные мелкие приготовления. Это было небольшое кирпичное подворье, с комнатами выведенными сводом, (с) железными дверьми и железными решетками у всех окон. Печи в доме были не железные, а кафельные, муравленные, большие, высокие, от пола до потолка, иные круглые, как башни, другие четырехугольные.

В это мое путешествие из Петербурга в Москву я сделал следующие наблюдения. О собственных домах царя, построенных по его приказу у ямов и между ямами, где приходится кормить, я уже говорил. Меня постоянно помещали в эти дома; там же, где их не было, пристав, всегда ехавший с несколькими солдатами впереди, занимал силой дом, который ему больше нравился, приводил его к моему приезду в порядок, топил, выгонял из него (хозяев) и вполне завладевал всем, что там было; ибо здесь нет гостиниц, в которых можно бы за (известную) плату кормить лошадей или останавливаться. В случае поломки саней или (порчи) сбруи солдаты силой отымали у крестьян все, что было нужно, так что мне ни о чем не приходилось заботиться. В России крестьяне повсюду так привыкли к подобным (порядкам) и так боятся солдат, что охотно, без прекословий, готовы отдать добровольно все, лишь бы избежать их побоев и неблагодарности.

В санях, несмотря ни на какой холод и мороз, мне лежалось так хорошо и тепло, что, когда по моему приказанию их закрывали со всех сторон, я скорее мог бы пожаловаться на жару, чем на холод. У каждого из моих людей были тоже свои отдельные сани, снабженные как следует покрывалами и полстями, так что нельзя было путешествовать удобнее. Все же, перед тем как пускаться в долгий путь, следует обзавестись своими, хорошими, новыми санями; ибо те, которые попадаются в дороге и которые выбираешь наспех, не так хороши и удобны, как заказываемые в больших городах, где [к тому же] их можно достать (и) готовыми, на (всякий) вкус.

Привожу расписание ямов или перемен лошадей от Петербурга до Москвы, с обозначением и числа верст от одного яма до другого:

По прибытии в Москву я немедленно отправился в новую лютеранскую немецкую церковь, где застал посланника Грунта, а из церкви поехал к нему обедать. Пополудни я через секретаря миссии Фалька известил о своем приезде князя Меншикова, великого канцлера Головкина, вице-канцлера Шафирова, английского посланника[139] и голландского резидента[140].

30-го. Хотел с утра явиться к князю Меншикову, но не застал его дома, вследствие чего поехал в Немецкую слободу, где еще находился царь со всем своим (штатом); ибо ни сам он, ни же кто бы то ни было из его свиты в (самую) Москву не вступали, в ожидании предстоявшего торжественного въезда (в столицу) по случаю великой и счастливой победы, одержанной царем над шведами под Полтавой. Тут [то есть дорогой в Немецкую слободу] я всюду видел воздвигаемые триумфальные ворота и застал царя и князя Меншикова стоящими на площади, на которой находились шведские знамена, штандарты, барабаны, литавры, пушки и другие военные принадлежности, взятые у шведов в сентябре 1708 г. в битве против генерала Лёвенгаупта[141] и в июне 1709 г. под Полтавой. (Все это) царь показал мне сам и велел призвать нескольких шведских офицеров, чтобы расположить и расставить знамена и штандарты по порядку и старшинству полков, которым они принадлежали.

Великий канцлер Головкин и английский посланник, в ответ (на мое извещение), прислали поздравить меня с приездом.

В тот день я обедал у царя.

Таким-то образом, благодарение Господу Богу, благополучно и счастливо завершился (старый) год.

1-го. Так как в начале настоящей войны, когда шведам случалось брать в плен русских, отнимать у них знамена, штандарты, литавры и пр. или одерживать над ними верх в какой-нибудь маленькой стычке, они всякий раз спешили торжественно нести трофеи и (вести) пленных в Стокгольм, то этим шведы подали его царскому величеству повод действовать так же и относительно их самих. До моего приезда в Россию царь уже (праздновал таким образом) взятие Нарвы, Шлиссельбурга и Дерпта. На (нынешний) же день был назначен въезд по случаю дальнейших побед, дарованных ему Богом, и таким (образом) год начался для меня отрадным зрелищем: я видел, как в Москву вели в триумфе тех шведских генералов и офицеров, (несли те) знамена и штандарты, бо́льшая часть которых в 1700 г. была в Зеландии при Хумлебеке[142]. Ибо все изменилось[143] с 8 июля 1709 г., (с того дня), как под Полтавой его величество царь разбил наголову всю армию короля Шведского, (причем) сам король, раненный, едва спасся от плена и бежал в Турцию.

Для (нынешнего) торжественного въезда шведские офицеры, знамена, штандарты и пушки были разделены на две части: на тех, что достались русским в сражении под Полтавой, и на тех, что взяты царем 9 октября 1708 г. в битве со шведским генералом Лёвенгауптом под Лесной, в Литве.