Тело великого князя привезли в Петербург и погребли в родовой усыпальнице Дома Романовых – Петропавловском соборе Петропавловской крепости. Княгиня Лович ненадолго пережила его, скончалась 17 (29) ноября 1831 г. в Царском Селе и похоронена там же, в костеле во имя Святого Иоанна Крестителя.

Великий князь Михаил Павлович родился 28 января (8 февраля) 1798 г., а его отец стал императором 6 (17) ноября 1796 г. Следовательно, Михаил – единственный порфирородный младенец в императорской семье. Особых привилегий это не давало, но ходили слухи, что Павел может предпочесть младшего «порфирородного» сына, с ним не были связаны тяжелые воспоминания о ссорах и подозрениях в последние годы царствования Екатерины II. Но слухи эти не имели под собой оснований: права Александра защищал манифест о престолонаследии, принятый Павлом. Александр и старшая дочь Павла Александра – восприемники младенца при крещении, тем самым Павел четко установил иерархию: Александр был и останется старшим сыном в семье и наследником, а Михаил – младшим, которого братья и сестры должны опекать и о нем заботиться.

С его именем, именем первого царя из династии Романовых, была связана легенда, которую рассказывает в свих мемуарах Варвара Головина: «28 января у императрицы родился сын. По обету, данному императором, его назвали Михаилом. При наклонности государя к мистицизму, не составляло труда направить его воображение в нужную сторону, и несколько приближенных легко это проделали. Пустили слух, будто с первого дня царствования государя часовому Летнего дворца является архангел Михаил; повторяли даже слова, сказанные им, значение которых было, впрочем, довольно темно. Как бы там ни было, но в скором времени велено было сломать старый Летний дворец, и император, по возвращении своем из Москвы, заложил первый камень в основание Михайловского замка, на том самом месте, где стоял Летний дворец. В продолжение всего своего царствования Павел с особенным старанием занимался возведением этого здания, даже расстроил свои финансы вследствие той поспешности и стремления к роскоши, которые проявил при этой постройке, но едва только дворец был завершен и его величество думал насладиться в нем жизнию, как этот же дворец сделался его могилой и вскоре затем был заброшен его наследником. При первом же известии о чудесном видении часовому Павел дал обет, что в случае, если у него будет еще сын, назовет его Михаилом».

Убийство Павла изменило жизнь всей семьи, Александра и Константина оно заставило терзаться чувством вины. Николай, который был тогда маленьким, позже пытался воскресить свои воспоминания и осмыслить происходившее: вот только что отец был жив, весел и ласков с ними, приглашал их посмотреть, как будут пудрить его парик, и вот уже младших детей: Николая, Анну и Михаила – внезапно морозным мартовским днем перевозят из Михайловского замка в Зимний дворец, и они грустят об оставленных впопыхах игрушках, солдатиках и деревянных лошадках.

Михаил же был слишком мал. И это событие никак не затронуло его. Он жил в мире, где глава семьи – заботливый брат и император Александр, Мария Федоровна с удовольствием исполняла роль «первой дамы империи», которую добровольно уступила ей Елизавета Алексеевна, а Николай и Анна – верные товарищами по играм и шалостям.

На картине художника Франсуа Ферре, написанной в 1803 г., изображены эти трое детей: 8-летняя Анна рисует, а 7-летний Николай и 6-летний Михаил обсуждают ее рисунок.

И все же детство Михаила нельзя назвать безмятежным и беззаботным. Сохранились воспоминания Николая, и благодаря им мы можем на минуту заглянуть в детскую и узнать, как жилось маленьким великим князьям.

«Покойная моя родительница, – пишет Николай, – как нежнейшая мать, пеклась об нас двух с братом Михаилом Павловичем, не щадя ничего, дабы дать нам воспитание, по ее убеждению, совершенное. Мы поручены были как главному нашему наставнику генералу графу Ламздорфу, человеку, пользовавшемуся всем доверием матушки; но кроме его находились при нас шесть других наставников, кои, дежуря посуточно при нас и сменяясь попеременно у нас обоих, носили звание кавалеров. Сей порядок имел последствием, что из них иного мы любили, другого нет, но ни который без исключения не пользовался нашей доверенностию, и наши отношения к ним были более основаны на страхе или большей или меньшей смелости. Граф Ламздорф умел вселить в нас одно чувство – страх, и такой страх и уверение в его всемогуществе, что лицо матушки было для нас второе в степени важности понятий. Сей порядок лишил нас совершенно щастия сыновнего доверия к родительнице, к которой допущаемы мы были редко одни, и то никогда иначе, как будто на приговор. Беспрестанная перемена окружающих лиц вселила в нас с младенчества привычку искать в них слабые стороны, дабы воспользоваться ими в смысле того, что по нашим желаниям нам нужно было, и должно признать, что не без успеха. Генерал-адъютант Ушаков был тот, которого мы более всех любили, ибо он с нами никогда сурово не обходился, тогда как гр. Ламздорф и другие, ему подражая, употребляли строгость с запальчивостию, которая отнимала у нас и чувство вины своей, оставляя одну досаду за грубое обращение, а часто и незаслуженное. Одним словом – страх и искание, как избегнуть от наказания, более всего занимали мой ум. В учении видел я одно принуждение и учился без охоты. Меня часто и, я думаю, не без причины, обвиняли в лености и рассеянности, и нередко гр. Ламздорф меня наказывал тростником весьма больно среди самых уроков».

Александр не хотел открыто спорить с матерью, но, видимо, ему было жаль братьев, и он полагал, что таким образом они вряд ли полюбят науки. И он задумал небывалую еще в России затею: организовать в Царском Селе, рядом с Екатерининским дворцом, школу, где могли бы учиться у лучших учителей дворянские дети, а с ними и великие князья. Он полагал, что общество сверстников будет самой здоровой средой, в которой его младшие братья смогут вырасти благородными и полезными для общества людьми.

Школа эта нам хорошо известна – это знаменитый Царскосельский лицей, который с благодарностью вспоминали всю жизнь и Александр Сергеевич Пушкин, и дипломат Александр Михайлович Горчаков, и адмирал Федор Федорович Матюшин, и биограф Николая I Модест Андреевич Корф, и декабристы Иван Сергеевич Пущин и Вильгельм Карлович Кюхельбекер.

Но увы! Николаю и Михаилу не пришлось учиться в Царскосельском лицее. Европа содрогалась от поступи войск Наполеона. Вскоре в войну вступила и Россия. Позже Пушкин напишет в одном из стихотворений, посвященных лицейской годовщине:

Теперь обучение великих князей в сугубо гражданском учебном заведении выглядело бы неуместно. К тому же Мария Федоровна, разумеется, была против, и Александр, возможно, вспомнив собственное детство, не решился разлучать мать и с младшими сыновьями тоже. И вместо Царского Села великие князья поселились в Гатчине, позже императрица планировала отправить их в Германию. Николай Павлович вспоминает: «Таково было мое воспитание до 1809 года, где приняли другую методу. Матушка решилась оставаться зимовать в Гатчине, и с тем вместе учение наше приняло еще более важности: все время почти было обращено на оное. Латинский язык был тогда главным предметом, но врожденная неохота к оному, в особенности от известности, что учимся сему языку для посылки со временем в Лейпцигский университет, сделала сие учинение напрасным. Успехов я не оказывал, за что часто строго был наказываем, хотя уже не телесно. Математика, потом артиллерия и в особенности инженерная наука и тактика привлекали меня исключительно; успехи по сей части оказывал я особенные, и тогда я получил охоту служить по инженерной части.