Сенатор князь Ю. А. Оболенский-Нелединский писал: «8 октября 1823 года нареченная невеста Великого князя Михаила Павловича прибыла в Гатчину. Всех без изъятия она с первого раза пленила! Представь себе девицу 16 лет, к которой через полтора часа по выходе из кареты подводят одного за другим человек двести, с которыми она со всякими молвит по приличности каждого. Значительные имена у ней были затвержены, и, ни разу не замешкавшись, всякому все кстати сказала: Н. М. Карамзину она заметила, что читала его „Историю Государства Российского“ в подлиннике, с А. С. Шишковым говорила о славянском языке, с генералами – о походах. Умница редкая! Все в этом согласны. Но, кроме ума, она имеет зрелый рассудок, и были примеры решительной ее твердости… Личико у нее имеет черты правильные, взгляд живой, вид ласковый». Князю Голицыну, министру народного просвещения, в ведении которого находилось и почтовое сообщение, принцесса мило улыбнулась: «Я вам весьма обязана за ту быстроту, с которой мне сменяли подставы на каждой станции»».

И вот принцесса Лотти уже в Петербурге и произвела благоприятное впечатление на петербургский высший свет. «Она как феномен обратила на себя единодушное внимание всех и более месяца составляла предмет общих разговоров, – вспоминает один из очевидцев ее приезда, – я не видел ни одного человека из представленных ей, который не отзывался бы с восхищением об ее уме, о сведениях ее и о любезности. Не знаю, какова будет впоследствии ее судьба в России, но во время приезда ее в наше Отечество зависти и злословия, избравшие предпочительно пребывание свое при дворах, умолкли».

Шарлотта принимает миропомазание в церкви Зимнего дворца и получает имя Елены Павловны. 8 (20) февраля 1824 г. она венчается с великим князем Михаилом Павловичем.

* * *

Для молодоженов уже построен дворец. Еще в 1798 г., сразу после рождения сына Михаила, рачительный Павел I повелел откладывать каждый год по несколько сот тысяч рублей для постройки дворца. Когда Михаилу Павловичу исполнился 21 год, накопилось 9 млн руб. Император Александр I выбрал архитектора – уроженца Неаполя Карло ди Джованни Росси, которого в России стали называть Карлом Ивановичем.

Дворец Росси возводил на месте бывшего Третьего летнего сада. По его замыслу, здание стало центром целой архитектурной композиции, придавшей парадный вид новой площади столицы. Площадь эта была названа Михайловской.

Михайловский дворец обошелся казне в 7 млн 600 тыс. руб., из них 3 млн руб. потратили на строительство, а еще 4 млн – на внутреннюю отделку. Это была весьма скромная сумма: Михайловский замок Павла I в свое время обошелся казне в 17 млн руб.

Михайловский дворец

На первом этаже располагались личные покои Михаила Павловича и Елены Павловны. На втором этаже – парадные комнаты: Кабинет, Библиотека, Гостиная, Приемная, Передняя и домовая церковь, освященная во имя архангела Михаила. В центре анфилады второго этажа со стороны сада Росси устроил роскошный Белый зал – единственный, сохранивший свое убранство до наших дней. Из него можно было попасть в Первую гостиную, а оттуда – в Танцевальный зад, украшенный голубыми коринфскими колоннами. На белоснежных стенах выделялся фриз голубого искусственного мрамора. Из Танцевального зала гости проходили в Столовую. Помнят первых владельцев дворца также львы у входа. Их отлили в 1824 г. специально для Михайловского дворца по образцу античных скульптур, найденных в начале XVI в. при раскопках в Риме.

Журнал «Отечественные записки» в 1825 г. писал: «По величию наружного вида дворец сей послужит украшением Петербурга, а по изящности вкуса внутренней отделки оного может считаться в числе лучших европейских дворцов… это роскошь воображения, которую искусство умело, так сказать, разлить на все части всего здания. Там залы, которых стены отделаны под палевый и лазоревый мрамор, лоснятся, как стекло, и украшаются во всю высоту широкими зеркалами, в которых отражаются во множестве видов и драгоценные бронзы, и пышная мебель. Двери из березы под лаком с резьбою и позолотою и отделки карнизов и потолков лепною работою и живописью довершают убранство. Белая под мрамор с колоннами зала представляет на стене ряд исторических изображений… Гирлянды как будто живых цветов вплелись и вьются по стенам белым, как снег. Только что недостает аромата фиалкам и розам, а на потолке, который блещет золотом и как радуга пестреет цветами, столь легко начертаны прелестные гении и нимфы… Не говорю уже о ярких золотистых и малиновых штофах, устилающих стены комнат, о полах из розового дерева, анажу и гебенового, о коврах и прочее. Нельзя умолчать о превосходных обоях комнат в нижнем этаже (Царскосельской обойной фабрики). По синей, по оранжевой ткани блестят серебристые и золотые цветы, а там стены целой комнаты составлены из лиловых атласных подушек, со шнурами и кистями, складенных одна на другой. Это не иное что, как обои; но сбористый атлас, выпуклости подушек и кисти представлены столь живо, что кажется, чувствуешь мягкость их, и зрение, утомленное блеском, как бы отдыхает на них».

Освящение Михайловского дворца состоялось 30 августа 1825 г. А уже на следующий день император Александр с женой уехали из столицы в Таганрог, откуда им обоим не суждено было вернуться.

В тревожные декабрьские дни 1825 г. Михаил как мог поддерживал Николая, именно он привез из Варшавы, где гостил до этого и где его застигло известие о смерти Александра, то самое письмо Константина матери, в котором великий князь окончательно отказывался от права на престол.

В то время он уже стал отцом: 25 февраля 1825 г. Елена Павловна родила дочь Марию. Позже, уже во время царствования Николая I, на свет появились еще четыре девочки: Елизавета, Екатерина, Александра и Анна. Не всем из них суждено было повзрослеть. Детская смертность в XIX в. брала свою дань с царской семьи, так же как и с семей бедных и неродовитых.

Две младшие дочери великокняжеской четы – Александра и Анна – умерли в возрасте двух лет, как говорили в то время, они «не пережили зубов». Когда у ребенка режутся зубы, он начинает «все тащить в рот» и часто «подхватывает» кишечную инфекцию. По этой причине, скорее всего, умерли обе дочери Александра Павловича и Елизаветы Алексеевны, такая же инфекция унесла жизни двух детей Михаила и Елены Павловны.

Но пока Елена Павловна еще не знает, что готовит ей будущее. Она нянчит свою первую дочь, обживает Михайловский дворец, и с огромным любопытством и благодарностью знакомится со всем, что может предложить ее пытливому уму Петербург. В Михайловском дворце появляются профессора Петербургского университета – великой княгине читают лекции академик Ф. Ф. Брандт, энтомолог и профессор К. И. Арсеньев, историк Д. А. Милютин, автор книги «Первые опыты военной статистики», представляет свой труд Елене Павловне. Великая княгиня пригласила ученого в Павловск и в разговоре «обратила внимание на такие подробности, на которых едва ли останавливались многие даже из ученых специалистов». Д. А. Оболенский вспоминает о ней как о женщине, «которая ясно знала и понимала, что такое Гражданская палата». Известный славянофил А. И. Кошелев писал: «Она поразила меня и своим умом, и своею ловкостью; и тем она произвела на меня самое сильное и самое выгодное впечатление. Взгляд ее на дела был истинно государственным». А князь В. Ф. Одоевский, прозаик и критик, восхищался: «Все ее интересовало, она всех знала, все понимала, всему сочувствовала. Она вечно училась чему-нибудь». Елена Павловна покорила даже сурового Николая Павловича. Он отзывался о ней так: «Елена – это ученый нашего семейства. Я к ней отсылаю европейских путешественников, в последний раз это был Кустин, который завел со мной разговор об истории православной церкви, я тотчас отправил его к Елене, которая расскажет ему больше, чем он сам знает». Николай имел в виду Астольфа де Кюстина – французского аристократа, бывшего помощника Талейрана, посетившего Россию в 1839 г. и оставившего весьма нелицеприятные заметки о русском дворе.