– Трошин держит в своих руках основную часть торговли нефтепродуктами. Стоит ему поссориться с городским начальством – и весь Запрудный останется без бензина и мазута.

– Вот именно. А если я буду возглавлять власть в Запрудном, то нашему общему другу Трошину останется только локти кусать. Пусть ссорится со мной сколько угодно, я обеспечиваю этот город сахаром, водкой, зерном, бензином. Нужен будет мазут – сделаем мазут. Зато я смогу держать в руках всех этих ублюдочных чинуш, которые просиживают стулья в кабинетах без всякой пользы для города. И ментов мы сможем поставить на место.

Константин вдруг сменил серьезный тон на шутливый:

– Представляешь, Владимир Иванович, я буду начальником над подполковником Сапроновым?

– По крайней мере, формально – да, – согласился Семенков.

– Если он узнает, что ему дает указания его бывший зек, он же, волк позорный, от злобы треснет.

– Треснет или не треснет – не знаю, – горько усмехнулся Семенков, – но о подробностях твоей биографии он узнает очень скоро. Если ты только не передумаешь.

– Я уже все решил, – твердо сказал Константин. – Впереди два с половиной месяца, времени хватит.

– На избирательную кампанию надо много денег, – уже не пытаясь возражать, произнес Семенков.

За время, проведенное рядом с Панфиловым, он твердо уяснил несколько вещей, касающихся характера шефа. Если Константин принял какое-то решение, отговаривать его практически бесполезно. Убедить с цифрами и фактами в руках возможно, но это относится главным образом к сфере бизнеса.

А здесь – власть, чиновники, агитация, поездки, предвыборная борьба. Странно, почему Константин не считает это политикой? Ведь это на самом деле и есть политика, притом в самом чистом виде.

Есть ли смысл менять вполне солидный налаженный бизнес на какие-то призрачные преимущества обладания властью?

Ну хорошо, будут у новоиспеченного главы городской администрации Панфилова ходить в подчиненных прокурор, начальник УВД, начальник налоговой инспекции, еще десяток чиновников. Но ведь нынешний прокурор Бирюков и так в наших руках.

Сапронов назначен Москвой, на него особенно не подавишь. Начальник налоговой – с ним, как и с любым государственным слугой, вопросы можно решать.

Но ведь, кроме этого, придется повесить на себя заботу о всем городском хозяйстве – детей, пенсионеров, здравоохранение, все эти школы, больницы, дороги, собесы, энергоснабжение, отопление, канализацию.

Нет, подумал Семенков, я бы за такое не взялся.

– А сколько денег нужно истратить?

– Деньги у меня есть. Я человек не бедный.

– Большая часть вложена в дело. Собираешься вынимать из оборота?

– Зачем? У меня же капиталы за границей. Надо только умно перевести их сюда.

– Это непростая задача.

– Почему? Есть несколько зарегистрированных в Москве фирм, оформим торговые контракты, в общем, это дело техники. Сейчас меня больше волнует другое. Надо выяснить всю технологию избирательной кампании, найти людей, которые могут ее грамотно провести, и добиться результата. От тебя, Владимир Иванович, потребуется информационная поддержка, ну и все прочее по твоей части.

– Все, что зависит от меня, я сделаю. Но где ты собираешься искать людей для проведения избирательной кампании?

– Афганцы меня поддержат, – спокойно ответил Константин. – Я им полностью доверяю…

– Ну что ж, Константин Петрович, – сказал, поднимаясь, Семенков, – раз решил, надо действовать.

Саша Порожняк провел бессонную ночь. Зюзя, отправленный на выполнение ответственного поручения шефа, долго не возвращался.

Все это время Порожняк возбужденно расхаживал по квартире, вздрагивая от каждого шороха за дверью и хватаясь за пистолет.

Когда небо над домами начало светлеть, возвещая о ранней утренней заре, Порожняк решил, что Зюзя задание провалил, нарвавшись на неприятности.

«Сукин кот, – со злостью думал Порожняк, – ссыканул и зашился в какую-нибудь нору. Найду паскуду и собственными руками задавлю».

В тот момент, когда Саша в порыве разыгравшейся фантазии изобретал различные способы наказания своего нового отбойщика, из прихожей донесся звук поворачиваемого в замке ключа.

Порожняк выдернул из-за пояса пистолет, передернул затвор, прижался к дверному косяку и изготовился к стрельбе.

Как только Зюзя перешагнул через порог, в лоб ему немедленно уперся ствол «тэтэшки».

– Шеф, – обалдел Зюзя, – ты чего?

Вздохнув с облегчением, Порожняк опустил пистолет, на всякий случай выглянул в коридор и, убедившись, что там никого нет, закрыл за Зюзей дверь.

– Думал – обезьяны ломятся, – подрагивая от нервного возбуждения, сказал Порожняк.

– Извини, конечно, шеф, что без звонка, – тряхнул головой Зюзя, – но ты же мне сам ключ дал.

Порожняк схватил отбойщика за полу легкой летней куртки и прижал его к стене.

– Ты, бля, мудила, где шлялся? – со злобой прошипел он. – Я думал, тебя азеры замесили или менты загребли. Ты что, по мобильнику кашлянуть не мог?

– Шеф, – с искренним возмущением воскликнул Зюзя, – мы ж добазарились, что никакого мобильника! Ты чего, вообще, в натуре?

Порожняк почувствовал, как от Зюзи несет спиртным.

– Ты чего – уже нажрался? Я ж тебе сказал – сначала зверей картошкой накорми.

– Да ладно, шеф, чего ты, в натуре, кипишуешь? Все на мази, все ништяк. Захерачил «лимонку» в лабаз и на ходы.

– А че так поздно приканал?

– Ну зашел в кабак отметить это дело. А там пацаны наши сидели.

– Какой кабак? Какие пацаны?

Порожняк едва сдерживал себя, чтобы не двинуть рукояткой «ТТ» Зюзе по зубам.

– Да «Жар-птица», шеф, какой еще кабак. Там Самсон с Корнем сидели.

– Ты там, сучий потрох, бухал на радостях, а я тут должен был на ушах стоять?

– Ну говорю же, шеф, извини. Не заметил, как время пролетело.

Сопя от злости, Порожняк все-таки отпустил Зюзю и толкнул его на кухню.

– Вали. Чего с лабазом-то?

– А хрен его знает, – повеселел Зюзя. – Я картошку киданул и на ходы. Потом там кто-то орать начал. А я уже далеко был.

– Видал тебя кто-нибудь?

– Не-а. Голяк был полный. Вечер, хуля там делать?

– А че пацаны в кабаке сидят?

– За Долбана квасят. Ты ж сказал – зверей пока не трогать. А пацаны в бой рвутся. Корень базарит, что всех черножопых надо пошмалять. А то уже на балку, бля, не подвалить. Одни эти суки черные там.