Но в другой момент он будет иным. Ведь вся жизнь состоит из длинной цепи постоянных превращений. И, может быть, именно этим она и интересна – этими изменениями, превращениями, ежемоментным рождением нового.

А как же то, что было вчера, позавчера, то, что было сказано неделю или месяц назад? Никак не укладывалось это в голове у Жигана, привыкшего к тому, что единственное, пусть невзначай оброненное, слово может стоить жизни.

Суровая школа жизни… Он даже усмехнулся, подумав об этом.

А ведь именно так оно и есть на самом деле, каким бы банальным и смешным это ни казалось. Даже война не научила его тому, что удалось узнать за колючей проволокой.

После Афгана он думал, что по-настоящему люди раскрываются на войне. Но оказалось, что мирная жизнь ставит порой более непреодолимые препятствия.

Вспомни, Жиган, Ваську Трубачева и капитана Елизарова. Один лежит на маленьком деревенском кладбище, а другой… Где же ты сейчас, капитан? Помнишь ли ты слова, которые произнес, когда лежал раненый с пистолетом в руке?

«Свой приговор я вынес себе сам… Жить с этим я не смогу…»

Смог. Еще как смог. Как ты теперь, капитан? Жаль, что ты так и не понял простой истины: за базар надо отвечать.

– Как съездил, Константин Петрович?

Семенков, начальник службы безопасности фирмы «Лидер», занял свое привычное место в кресле кабинета Панфилова.

Константин сидел за столом, теребя в руке пачку любимых сигарет «Кэмел».

– Нормально, Владимир Иванович.

Секретарша, не скрывая улыбки, принесла свежий кофе в китайских фарфоровых чашках и чистую пепельницу для шефа. Когда она ушла, Семенков кивнул в сторону только что закрывшейся двери.

– Чем равнодушнее ты к ней относишься, Константин Петрович, тем сильнее она в тебя влюбляется.

Панфилов проигнорировал замечание Семенкова. Сделав маленький глоток горячего кофе, он закурил и, проведя рукой по коротко стриженным волосам, спросил:

– Как тут дела?

– Без особых перемен.

Семенков достал из внутреннего кармана пиджака небольшой блокнот, раскрыл его на середине, пробежался глазами по строчкам.

– Расследование, которое ведет майор Турченко по делу о нападении на обменный пункт «Экстрабанка», судя по моим данным, никак не продвигается. Точнее, если и продвигается, то не в том направлении, которое нам нужно. По-моему, этот майор копает под Карнаухова.

– Это точная информация или только догадка?

– Догадка, которая базируется на точной информации. Вчера в твое отсутствие, Константин Петрович, я встречался с Бирюковым.

– Как здоровье городского прокурора?

– На физиономии можно яичницу жарить.

– Все так же пьет?

– По-моему, гораздо больше, чем раньше. Даже не знаю, чем объяснить.

– Успокоился.

– Может быть. Насколько я понял его натуру, он достиг в этой жизни предела своих мечтаний. Для этого даже большим психологом не надо быть. Вчера поутру он был более-менее трезв, если не считать последствий от выпитого накануне. Бирюков обещал взять дело под свой личный контроль. Но, судя по его словам, этот Турченко товарищ себе на уме. Кроме того, он пользуется явным покровительством начальника УВД подполковника Сапронова.

– Кажется, его назначили совсем недавно? – спросил Панфилов.

– Буквально месяц назад, – кивнул Семенков, заглядывая в свои записи. – Сапронов Николай Михайлович, сорок пятого года рождения, уроженец города Южно-Сахалинска. Начинал службу после армии рядовым милиционером. Дослужился до сержанта, потом закончил Львовское высшее училище МВД, работал в исправительных учреждениях. Начинал на Украине, в Черниговской области, потом в Курской области. И вот еще любопытная деталь из его биографии. С восемьдесят четвертого по восемьдесят седьмой год Сапронов был заместителем начальника следственного изолятора города Серпухова.

Константин едва заметно прищурил глаза.

– Знакомое место.

При упоминании о Серпуховском сизо в памяти Панфилова тут же всплыли полустершиеся от времени лица, фамилии, звания, погонялы.

Следователь… Как же его звали? Фамилия у него была какая-то тупая, и сам он… прессовщик… капитан Дубяга. Нет, память пока не подводит. Это хорошо. Есть вещи, которые никогда нельзя забывать.

Константин Панфилов и сам не заметил, как погрузился в воспоминания…

– Что? Извини, Владимир Иванович, отвлекся. О чем ты спрашивал?

– Сапронова встречать там не приходилось?

– Нет. Даже фамилии такой не слыхал. Со мной следователь хм… работал. А вообще интересно, как судьбы иногда перекрещиваются.

– Да, у Сапронова судьба тоже любопытная. В восемьдесят седьмом году его перевели из Серпуховского сизо в тюрьму города Златоуста.

– Ту самую? Крытую?

– Ту самую. И вот что любопытно. Перевели не с повышением, и даже не на равную должность, а с понижением. Будучи в звании майора, он получил должность инструктора по воспитательной работе.

– Политрук?

– Дальше – больше. Через полгода его чуть не посадили, обвинив в злоупотреблении служебным положением и подстрекательстве к даче взяток. Дело, видно, было серьезным, потому что им занимался военный прокурор области. Но оно так ничем и не кончилось. В суде Сапронова оправдали. На прежнее место он не вернулся и вообще уволился из органов. В 90-м году вернулся.

– Бакшиш проел, вот и пришлось вернуться, – усмехнулся Жиган.

– Ты думаешь, он брал взятки, Константин Петрович?

– Не сомневаюсь ни капли.

– Видишь, а в суде этого доказать не смогли.

– Доказали бы, если бы захотели. Может быть, его кто-то прикрывал. Да ладно, бог с ним. Что дальше?

– Дальше – стремительный взлет служебной карьеры. Уж не знаю каким чудом, но Сапронов попал в центральный аппарат МВД. Работал следователем в следственном комитете Министерства внутренних дел.

Константин изумленно покачал головой:

– Это после следственных изоляторов и крыток-то? Хотя я в этих ментовских заморочках не разбираюсь.

– Все говорит о том, что у него был какой-то высокий покровитель. Видно, хорошо делился взятками. Вот. А потом его перевели сюда, дали звание подполковника. Женат. Жена – Сапронова Ирина Федоровна, работает в горздравотделе начальником сектора. Сын Евгений служит в армии. Еще одна интересная деталь. По прибытии на новое место работы Сапронов получил служебную трехкомнатную квартиру в том же доме, где живет предисполкома. При этом у него осталась двухкомнатная в Москве.

– О тылах беспокоится, – прокомментировал Панфилов.