к дому. – Поймаю и будет вам траволечение – крапивы в панталоны напихаю, мало не покажется!

Голос Селены. Что еще стряслось? Хмурясь, я поспешила к калитке. Но едва шагнула в наш дворик, как две молнии малолетние, тряся светлыми кудряшками, налетели на меня, закружили, будто вздумали взрослой тетей в юлу поиграть, и умчались.

- Что у вас тут такое? – спросила, глядя на взъерошенную, тяжело дышащую золовку.

- Эти гадины камнями кидались! – выпалила она. – Окно разбили!

- Это после того, как мы приметили, что они на двери что-то хотели краской намалевать, - добавил Дэс, подойдя к матери.

Я проследила за его взглядом и увидела маленькое ведерко, из которого выплеснулась на крыльцо красная краска. Рядом валялась кисть.- Правильно их тут чумой кличут, ужасные девки! – добавил драконенок, сморщившись и став похожим на степенного мужичка.

- А сам-то! – донеслось из кустов на два голоса. – Нос задирает, воображала, а у самого мамка – падшая женщина!

- Брысь отсюда, пакостницы! – рыкнула Селена и, подхватив с земли камень, запулила им в кусты.

Те закачались, раздался топот, с каждой секундой стихающий. Чума убралась восвояси. Но яд, который девчонки запустили в душу драконенка, начал делать свое дело.

- Мама, а почему они тебя так назвали? – спросил он, глядя на родительницу. – Почему падшая, ты ведь не падала?

Мальчик с тревогой посмотрел на женщину, нутром чувствуя, что чего-то не понимает. Та побледнела, врасплох застигнутая прошлым, которое любит кусаться исподтишка. Как говорила моя мама, репутацию теряешь один раз, а потом всю жизнь за это расплачиваешься.

- Мам, чего они? – подбородок Дэса задрожал, сделав из степенного мужичка обычного ребенка, слишком маленького еще для таких ударов судьбы.

- Не знаю, - лишь смогла выдавить Селена.

- Не слушай их, малыш, - я решила вмешаться. – Знаешь ведь этих пакостниц, соврут – не дорого возьмут. Не слушай их. Иди в дом.

- Ладно, - он с неохотой поплелся к входу, по пути оглядываясь на нас.

Чувствует, что ему что-то недоговаривают. Пройдет немного времени и мальчик узнает правду. От этого никуда не деться.

- Может, поговоришь с ним, расскажешь правду? – предложила я золовке. – Проще будет, если узнает от тебя. Одно дело, когда «добрые люди» глаза ему раскроют, другое, коли мать сама нормально объяснит.

- Как такое сыну сказать? – золовка вскинула на меня глаза.

- Непросто, но надо. Пойдем в дом, оценим ущерб. Стекольщика еще придется позвать, - мы вошли в таверну. – И как найти управу на эту чуму, ума не приложу? – вздохнула, оглядев пол, усеянный стеклянной крошкой. – Мамаша их ничего и слышать не желает. Одно твердит – детки у нее просто святые, а все вокруг вруны наглые, напраслину возводящие на ее крошек.

- Не переживай, я с ней поговорю, - пообещала Селена.

- Не поможет.

- Это мы еще посмотрим! Я умею с такими общаться. Припугну так, что своим же гонором подавится, - она взяла у Рози, подошедшей к нам, швабру и принялась сметать стекло в кучу.

- У этой нахалки брат жандарм, - я взяла другую и присоединилась к уборке. – Потому она и наглеет, чувствует свою безнаказанность.

- Ха! А у меня выход есть на главу жандармерии, - фыркнула Селена. – Посмотрим еще, у кого связи лучше!

- Буду рада, если у тебя получится, - я хмыкнула.

- Барышня, там к вам опять болящие пожаловали, - глянув в окно, доложила Рози, сметающая стекло со столиков.

- Вот как им объяснить, что я не имею права лечить без лицензии? – вздохнув, покачала головой.

- Да никак, - помощница пожала плечами. – Коли у народа чего болит, они и к черту пойдут за облегчением. Вы ступайте к ним, а мы тут сами справимся.

- Спасибо, девочки.

Я поставила швабру, отряхнула руки и пошла причинять добро. Хочешь, не хочешь, а надо!

День закончился в объятиях мужа. Не дав навести порядок на кухне, дракон подхватил меня на руки и утащил в свою нору – в спальню то бишь.

- Что ты творишь, бессовестное чешуйчатое? – смеясь, попеняла ему, когда поставил на ноги.

- Исправляю упущенное вчера упущение, - он развернул меня спиной, коснулся носом шеи, шумно втянув воздух, сдавленно что-то рыкнул и начал резво расшнуровывать корсаж. – Вместо того, чтобы убеждать мою Нимфею стать женой по-настоящему, я так расслабился под твоими нежными, но сильными ручками, что попросту задрых, каюсь.

Корсаж полетел в сторону, нижняя юбка отправилась туда же, приоткрыв супругу вид на панталончики с оборочками. Довольно рыкнув и погладив мои плечи, Рэйчэр потянул вниз исподнюю рубашку. Горячая ткань заскользила по спине.

- Можно? – шепнул он, когда она замерла на лопатках.

- Да, - невесомо отозвалась, ощущая, как бухает в груди сердце.

- Балуешь, - судя по голосу, дракон довольно улыбался.

Исподнее заструилось ниже. Оголенную спину обдало холодом, но тут же стало жарко - супруг обнял меня, обжигающие мужские ладони погладили талию, поползли выше. Я смущенно прикрыла грудь, скрестив на ней руки.

- Не бойся меня, ничего не будет – кроме того, чего ты сама захочешь, - хриплый шепот убедил открыться.

Ладони накрыли холмики с затвердевшими горошинками, и я потрясенно выдохнула, чувствуя, как тепло растекается от них во все стороны, пробуждая желание позволить искусителю всё, что предложит.

- Нимфея моя, - шепнул нежно, прижал меня к себе, откинувшуюся назад.

Губы покрыли поцелуями шею, опаляя кожу тяжелым дыханием. Было так хорошо…

Но через мгновение дом наполнился шумом, криками, топотом шагов. Казалось, что сама ночь всполошилась, и сумасбродно заметалась по комнатам, наводя бардак.

- Что там такое опять? – раздраженно простонал Рэйчэр, помогая мне натянуть обратно исподнюю рубашку.

Мы справились с этим как раз вовремя – к тому моменту, как дверь в спальню резко распахнулась, ударившись о стену.

- Вы что себе позволяете?! – гневно прорычал мой супруг, развернувшись и прикрыв меня, полураздетую, собой.

- Жандармерия Лаверна! – громко провозгласил мужчина в темно-синей форме, выйдя вперед. – У нас приказ арестовать Алину Тагерт-Хойт, - он сделал эффектную паузу и закончил, будто даже с радостью, - за незаконное целительство!

Глава 42 Леди в тюрьме

- Что? – отрывисто бросил Рэйчэр.

Через ладони, лежавшие на его спине, я