class="p1">В нос ударила затхлая вонь, но пить хотелось сильнее. Стараясь не дышать, Беса сделала осторожный глоток. На запах мерзко, а пить можно.

— И часто у вас, сударыня, пожары случаются?

— Частенько, коли грозовая креса выдастся. Мы ведь на болотах, что на ладони. Блиставицы в ночи так и прыскали, верно, Сварг гневался, всю ночь на колеснице грохотал, по небесному шатру разгуливал.

Беса смолчала: не было этой ночью ни грозы, ни блиставиц. Не допила, передала плошку Хорсу, но тот к воде не притронулся и на бабье вранье даже бровью не повел.

— Мы на вашу деревню случайно вышли, — сказал, — как раз, когда от грозы спасались. В сторожке заночевали, да нас оттуда блиставицы прогнали. Младший послушник едва волку в зубы не попал, едва выходили, а он все одно в лесу сгинул. Не видели, сударыня?

— Не видывала, — ровно ответила баба. — Волки для нас напасть не хуже блиставиц. В деревне ни птицы, ни скотины не осталось, всех подъели.

Беса поежилась. В тепле да полумраке веки тяжелели, будто гарью присыпали.

— Чем же вы промышляете?

— Да чем Сварг подаст, — вздохнула баба. Горан все так же угрюмо молчал, скособочившись в своем углу и едва посверкивая оттуда мутными глазами из-под голых век. — Мужики на охоту ходят, бабы ягоды собирают, болото на ягоды всегда щедрое. Ничего, живем помаленьку, никто и не знает о нас. Даром, что Скрытовой Топью называемся.

— Помолчала бы, Люта! — рыкнул, наконец, Горан.

Баба замахнулась плошкой, прицыкнула:

— Сам молчи, пьянь! А лучше к соседу Звяге сходи да травяного отвара и солонины принеси! Вишь, гости с дороги оголодали? Скажи, Люта кланяется и долг отдаст, коли сладит! Все понял?

— Понял, — глухо ответил Горан и тяжело поднялся со скамьи.

— Вот и ладно, — Люта кивнула, положила Бесе на лоб сухую ладонь. — Ух, горячая! Никак, в пути зазнобило? — И тут же захлопотала, таща на скамью ворох невесть откуда взявшегося тряпья, одеял да подушек. — Отдохнуть бы вам в дороги, а? Иззяблись, изголодались, а я пока баньку истоплю да стол накрою. Почивайте, гости дорогие, да ни о чем не думайте. Люд у нас мирный, двери да окна железом обиты, волки не сунутся.

Веки слипались. Беса приникла головой к подушке, набитой чем-то хрустким, травяным.

«А как же Даньша?» — хотела спросить, и не спросила. Дрема сморила ее, и в той дремоте чудилась ей тоскливая песня Сирин-птицы, и шорох умирающего леса, и чей-то назойливый шепот.

— … сюда клади…

— … ежели искать станут…

— … кто станет?

— … руку отдавил!

— … не суй, куда не след…

— … к этому, что ли?

— Туда.

— А с третьим что?

— Пусть Люта разбирается. Уболтал ее, шельма.

— Не туго ли?

— Не, пусть отдыхает. Ровно недолго осталось.

Беса расклеила веки. Виски ломило, будто под череп насыпали толченого стекла, к горлу подступала желчь, а вокруг — хоть глаз коли. Только сквозь крыша в прореху тянулась блеклая нить, нанизанная на пылинки, точно на крохотные бусины.

— Я-ков… — простонала Беса, икнула, давясь горечью, попробовала подняться — да куда там. Ни руки, ни ноги не слушались. Ворочаясь, точно колода, кое-как села, привыкая к сумраку. Ни печи, ни стола со скамьей — одни голые стены.

— Яков Радиславович! — позвала снова.

Слова ухнули в тишину.

Беса лизнула губы, вновь ощутив противную горечь и травяной вкус.

Чем ее потчевали в избе? Откуда достали воду, если ни реки, ни колодца поблизости не имелось? Застонала, и тотчас замерла, услышав ответный стон.

— Кто здесь?

Стон повторился — болезненный, человеческий. Беса напрягла зрение, выхватывая из полумрака опутанную по рукам и ногам тщедушную фигурку.

— Бе… са… ты?

Услышав имя, едва не взвыла сперва от радостного узнавания, потом от горя.

— Даньша?

Парень вновь простонал, силясь подняться, но так и не преуспел. Червем извивался, шипя от боли, всклокоченные волосы завесили лицо, да разве лица в такой тьме разглядишь?

— Живой?!

— Живая!

Сказали одновременно и вместе же зашлись хриплым смехом.

— Хват хотел… предупредить, — прохрипел Даньша. — Вижу, не успел.

— О чем предупредить?

Беса напрягла мышцы, и сразу поняла, что спутана веревками не меньше Даньши.

— Я очнулся… уже тут, — заговорил парень. — Ничего не помню… воды бы!

Беса не отказалась бы тоже, но, памятуя о выпитом в избе, отчаянно мотнула головой.

— Не нужно пить, потерпи. Кто эти людены? Что слышал?

Даньша промолчал, притих. Кажется, и без того ослабленный организм истратил последние силы на попытку освободиться, и парнишка снова забылся тяжелым обмороком.

Прикусив губу, Беса медленно поползла вдоль стены. Судя по размерам, держали ее в старом амбаре, в каком держат обычно прелое сено, косы да вилы. Найти бы хоть какое-то орудие, можно было бы разрезать веревки, но душегубы предусмотрительно лишили пленников такой возможности, оставив их в полной пустоте и тишине. А как же Хорс? Где он теперь?

Беса вспомнила, как лекарь отставил предложенную воду. Неужто, знал? А если знал, то отчего позволил Бесе выпить?

Она сощурилась, следя, как серый луч ползет по бревнам, по голому полу, по заколоченным снаружи окнам, прорубленным под самым потолком. Связанной Бесе не добраться до них, как ни пытайся, а значит, спасения не будет.

— Эй! — крикнула она и, изловчившись, обеими ногами пнула в стену. — Эй, кто-нибудь!

Снаружи лязгнул засов.

Свет окатил ее уже привыкшие к темноте глаза, и Беса часто заморгала, различая возникший в дверном проеме люд.

— Чего баламутишь? — грубовато прикрикнул кто-то.

В вошедшем узнала безволосого Горана. С ним было двое таких же — полностью лысых, одетых одинаково неброско, в рубахи, штаны да высокие болотные сапоги. В руках одного из вошедших поблескивали вилы.

— Освободите!

— Ишь, чего удумала! — ухмыльнулся Горан.

— Я волховица Мехры Костницы! — задрала Беса подбородок, стараясь не выдавать за дерзостью внутреннюю дрожь. — Погубите меня — век будут лихоманки да навьи терзать!

— Что нам навьи, — мужик с вилами поскреб под рубахой впалую грудь. — Своих хватает. — И обратился к люденам: — Заткнуть ее, что ли?

— Не, — ответил Горан. — Батюшка Аспид любит, кто поершистее.

— Вы что задумали? — голос сорвался на жалобный сип. — О ком вы?

— Узнаешь ввечеру, — зевнул третий безволосый. — Лежи пока, сил набирайся. Малец, вон, поумнее тебя будет.

— Ему помощь нужна!

— Никому уже не нужна, — отрезал Горан и загремел засовом.

Беса всхлипнула, тщетно вертясь в своих путах, как двери открылись снова.

Почесывая лысую макушку, Горан пробормотал:

— Впрочем, повезло тебе, девка. Ишь, везучая. Может, и вправду, Мехрова волховица.

Оттеснив его в сторону, вошла дородная Люта, сунула Бесе под нос измятый листок.

— Грамоте обучена?

Беса непонимающе кивнула.

— Читай!