пользовали? — он покрутил головой, точно сокрушаясь. — Оно и вижу, деревня у вас глухая, никто не научил.

— Ты толком говори!

— Я и говорю. Гаддашева слюна, замешанная на золе да людовой соли, от огня спасает, так что можно в горящую избу войти и выйти целым и невредимым. У меня в доме, помнится, пожар случился, так я все вещи гаддашевой слюной измазал и вынес все, целехонькое — и ковры, и сундуки, и шелка, и грамоты. Сам тоже цел, как видите, до самого кончика волоса.

— С тобой это зелье, что ли? — Люта явно заинтересовалась, тянула воздух носом, точно собака. Чует, понял Хорс, химический запах людовой соли, который ни болоту, ни огню не вытравить.

— Намазался им еще до похода, — ловко соврал Хорс. — Ничего не осталось, а вам сделать могу.

Люта поскребла ногтями щеку, призадумалась. Думала недолго. Вздохнув, взяла нож и в пару взмахов взрезала путы на руках и ногах Хорса.

— Сколько соли надобно?

Он поднялся, хрустнув суставами.

— А сколько есть?

— Плошки хватит?

— Довольно будет, — милостиво согласился Хорс.

Теперь, расположившись на пригорке под неусыпным взглядом Люты, толок деревянной ступкой кристаллики, смешивая с золой и мутной водицей. Часть незаметно припрятал — туда же, где ранее лежала розыскная грамота.

Мелькнул и пропал на краю зрения огонек, и точно теплом дохнуло в висок.

Хорс скосил глаза на Люту — та вглядывалась в провал, осеняя себя охранным знаком. Подземный гул нарастал. Вторя ему, людены тянули низкое «…охмм!», и кто-то падал на колени, а кто-то, напротив, суетился у края бездны, уходящей на неизмеримую глубину, где что-то стучало и скрежетало. Нечто похожее Хорс видел на болотах, когда вытягивал из трясины Василису. Знал: там ворочаются гигантские механизмы, дающие миру тепло и кислород. Утихнет вращение шестерней — и Тмуторокань накроет лютая зима, и даже светила, висящие под небесным шатром, не смогут развеять вселенский холод.

Огонек меж тем прильнул к культе, запульсировал радостно.

— Хват! — прошептал Хорс. — Давно ли тут?

«Следил. Не мог помочь», — поморгал оморочень азбукой Морзе. — «Железу приносят кровь. Не нужна. Только соль».

— Просыпается, просыпается! — загомонили людены.

Из-под земли наступала смерть. Порожденный богами и вскормленный людовой солью, выбирался Железный Аспид. Горели медью сочленения змеиного тулова, ходили поршни, качая по полым трубкам белесую людову соль.

— Доставь соль, — негромко проговорил Хорс, вынимая из-за пазухи холщовый мешочек. — Остальное моя забота.

Хват перехватил подношение и повлек по воздуху, выписывая в дыму круги и петли.

Воздух взрезал истошный девичий крик.

Василиса?

Хорс вгляделся в сгустившийся горячий туман. В нем метались темные фигурки люденов. Кого-то обеспамятевшего тащили к воронке — Даньшу?

— Скоро ли? — прикрикнула Люта.

— Почти, — сквозь зубы процедил Хорс.

Держа плошку на сгибе культи, целой рукой перемешал жижу. Успеет ли до жертвоприношения? Надо успеть.

Аспид лязгал железными зубами, выворачиваясь из провала — воплощение железа и пара. Ни лап, ни ноздрей у него не было, пар — знал Хорс, — выходил из тысяч горловин, усеивающих металлические сегменты. Вот ударил пластинчатый хвост, и людены с визгом бросились прочь, прикрывая ладонями головы и кашляя от удушливого дыма.

— Помолимся теперь, — глухо проговорил Хорс.

— Кому?! — взвизгнула Люта. — Не видишь, ирод, что сейчас всю деревню попалит? Эй, там! — махнула Горану. — Тащите мальца, да поживее!

— Стойте! — Хорс двинулся наперерез. — Без молитвы Матери и силы не будет!

Его не слушали. Даньшу кулем волочили по земле, он не сопротивлялся, только стонал в забытьи, оставляя за собой кровавую дорожку. Василиса обмякла в руках закрывающегося платком Звяги. Не задохнулась бы!

Аспид раззявил пасть, дохнув парными клубами. Хорс прикрылся, Горан не успел. Волчком закрутился на месте, обваренный, попятился назад.

Хорс вырвал у него платок, не обращая внимания на гневные окрики Люты, уклонился от вил и толкнул в грудь Звягу. Тот Василису не отпустил, хищно оскалился, перехватывая вилы другой рукой. Поднырнув под его плечо, Хорс пронесся по краю воронки.

— Хват, давай!

Оморочень заплясал у раззявленной пасти. Аспид выхлестнул язык — широкий, похожий на желоб, на лету подхватил мешочек с кристаллами, втянул обратно. Звяга только рот разинул. Хорс ударил его по руке, выбивая вилы, перехватил здоровой рукою Василису.

— Теперь к Гаддаш лети! — приказал Хвату. — Передай: код два-ноль-семь!

Хват мигнул: «Принял!», и ввинтился в затянутое дымом небо.

Прижимая к лицу девушки платок, Хорс увильнул от колотящегося о землю хвоста, взвалил на плечо Даньшу и потащил обоих прочь. Скоро здесь станет жарко, так жарко, что прежние нападения Аспида покажутся детской шалостью!

Хорс чувствовал, как вибрирует под его ногами земля. Слышал людовы крики — то гневные, то полные боли. Ощущал затылком, спиной не проходящий жар, и бежал в дыму, будто в тумане, обратно к спасительному лесу, надеясь, что Гаддаш придет своевременно. Закашлялась приходящая в сознание Василиса.

— Пус… ти… — простонала, упирая в грудь Хорса кулак. — Предатель!

Взвыв, ящеркой вывернулись из его рук, упала на колени, кашляя и смаргивая крупные слезы.

— Уходить надо! — попытался образумить лекарь. — Дыма не наглотаешься, так Аспид сожрет!

— Пусть сожрет! — Василиса откатилась, поднялась на дрожащие ноги. Коса растрепалась, а зрачках полыхали гневные искры. — Ты Даньшу отдал… этим! И меня продал! А я ведь тебе в любви признавалась!

— Так нужно было! — огрызнулся Хорс. — Иначе они бы и меня, и тебя…

Земля поплыла, сбивая обоих с ног. Чудовищной силы пламя взревело, окрашивая алым горизонт. Обернувшись, Хорс видел, как над деревней выхлестывает сегментированный змеев хвост. Взвился — и грохнул оземь, придавленный бородавчатой лапой.

— Матушка! — с благоговением выдохнул Хорс. — Пришла!

Давя избы и люденов без разбора, из леса выступала Гаддаш. Ее груди тряслись, сочась темным молоком. Там, где падали капли, почва шла пузырями и трескалась.

Василиса простонала в прижатый к носу платок. Круглыми от ужаса глазами следила, как исполинская жаба сдавливает лапами змеиную голову. Из пасти Аспида рвался пар вперемешку с пузырящейся пеной. Пытаясь обвить тулово богини хвостом, змей бился в ее хвате — тщетно. Подняв Аспида над головой, Гаддаш перекрутила его и рванула на части. Треснули медные пластины. Пар повалил гуще, растекся над почвой ядовитым белесым туманом. Отбросив располовиненного змея, Гаддаш смела хвостом останки в воронкообразную яму и, приоткрыв усаженную иглами пасть, издала тоскливый трубный рев. Хорс склонил голову.

— Благодарю, Галина Даниловна, — пробормотал под нос. — Второй раз на помощь приходишь, должником буду.

Крякнув, поудобнее расположил на плече Даньшу, подал здоровую шуйцу Василисе.

— Идем! Живее! После объясню!

Дрожа, она подчинилась.

Уходили, не оглядываясь, но спиной Хорс хорошо ощущал, как горела и плавилась деревня. В спину доносился рев победившей богини