Он поставил наполовину полный стакан с коктейлем, повернулся и пошел по коридору, спустился по лестнице в комнату отдыха, где хранились ружья. Там он вставил два патрона в дробовик 410-го калибра, положил еще несколько в карман, и вернулся наверх. Сердце теперь у него билось как сумасшедшее. Благодаря Свободной Пятерке Бобби получил довольно продвинутые представления о военной тактике. Чтобы защитить замок, нужно было не сидеть на стенах, а оставить его, как дразнящую мишень. Уйти в лес, залечь, пропустить врага мимо себя, а затем расстрелять его с тыла.

Он сделал это в свойственной своему возрасту манере. Открыл кухонную дверь (которая была вне поля зрения находящегося у костра человека), выскользнул в огород, где затаился в засаде. В голове носились лихорадочные мысли. Разбудить Синди? Нет, она бесполезна и может только пострадать. Отпустить Барбару? В этом тоже никакого смысла. Идти за помощью? Слишком далеко, слишком рискованно. Вместо этого он прополз между рядами помидоров (справа) и бобов (слева) и присел на корточки. Кроме отдаленного грома, он ничего не слышал, и ему удавалось сохранять спокойствие.

Как в ту ночь, когда милосердная рука отца усыпила его собаку, как в тот день, когда перед окончанием учебного года он сильно заболел, и ему пришлось пропустить вечеринку, как в тот день… как в тот день… он понял, что ему ничего не остается, кроме как принять жизнь такой, какая она есть. Она управляет тобой, а не ты ею. Нужно просто делать все, что в твоих силах, тем, что у тебя есть. Так говорил его отец.

Поэтому Бобби лежал в огороде и думал о незнакомце (или незнакомцах) на болоте и о Барбаре и Синди в доме. Все они зависели от него, только не знали об этом. Несмотря на то что он не считал себя трусом, ему было страшно.

Костер на болоте горел, но никто так и не пришел. Ночь растворилась в мокрой росе, и небо приобрело зеленый оттенок. Любой взрослый, проходящий мимо, был бы поражен выстрелом из дробовика, но, к счастью (подумал Бобби), этого не потребовалось. В конце концов он начал клевать носом и заснул, уткнувшись розовыми щеками в скрещенные руки и оставив дробовик лежать рядом.

П

лен для Барбары становился все болезненней в физическом плане. После последних потасовок с детьми ее запястья и лодыжки были травмированы, а удерживающие ее веревки испачканы в крови. Конечно же, в данных обстоятельствах она не могла надеяться на скорое исцеление. В связанном, неподвижном состоянии ее тело неуклонно теряло гибкость и чувствительность. У нее медленно развивалась характерная постельному образу жизни болезнь, поэтому, когда дети поднимали ее, у нее какое-то время кружилась голова. Из-за кляпа во рту было постоянно сухо, а горло из-за тщетных попыток глотать распухло и болело. Губы из-за регулярного наклеивания и сдирания скотча тоже были сухими и воспаленными. Голодные боли в животе напоминали менструальные спазмы. Поскольку дети никогда не кормили ее досыта, сегодняшний отказ от сэндвича с курицей казался ей сейчас величайшей глупостью.

Конечно же, все это было не смертельно. Она знала это. У нее даже не останется ни единого шрама. И все же, если эти ее маленькие страдания рассматривать в целом, они складывались в одну большую пытку.

Сегодня добавились новые проблемы. Пол царапал и колол ее своим ножом. Джон лишил ее девственности, неуклюже, но лишил. У нее было небольшое кровотечение (совсем небольшое, как она заметила, когда ей позволили встать). Сейчас осталось лишь едва ощутимое жжение между ног.

Конечно же, здесь присутствовал и психологический аспект. Она не только испытала унижение, у нее появилось ощущение «падения». С каждым днем ее статус взрослого неуклонно снижался. Она начинала как их смотрительница, а теперь опустилась до одного с ними уровня – и даже ниже, из-за того, что стала объектом игры. Если утром они едва осмелились раздеть ее донага, то к полудню уже изнасиловали. Завтра она будет ненамного лучше той куклы Барби, превращение в которую предсказывала ей Терри.

Завтра, – сказала себе Барбара. Мне нужно подумать. О, почему я всегда так говорю, когда думать не получается?

Она поняла одно. Если ее тело было узником Свободной Пятерки, то ее разум был узником ее тела. Постоянные жалобы, подаваемые в мозг нервными окончаниями, – не думай ни о чём, пока не разберешься с этим, этим и этим, – создавали прерывистые помехи, которые заставляли ее перескакивать с одной темы на другую. Как бы она ни пыталась представить себе завтрашний день, в голову приходило лишь то, что он будет хуже, чем сегодняшний.

Завтра Пол изобретет новые способы дразнить и мучить ее (и этого она действительно боялась). Сегодня днем, когда он начал водить по ней ножом, едва не поранив кожу, он был просто Полом. Однако со временем его лицо стало напоминать гипсовую маску удовольствия, и даже праведности. Будто то, что он делал, было для него – по его мнению – самым правильным делом на свете. Он походил то на мстительного солдата, поджигающего костер Жанны Д’Арк, то на доброго седого монаха, выслушивающего признания в ереси распятого на дыбе грешника. Барбаре казалось, что этот маленький мальчик просто сошел с ума. Сдерживающий его тормоз – страх перед родительским наказанием – мог отказать сегодня днем, а может и завтра. Если это произойдет, он может серьезно поранить ее ножом или того хуже. А если он сделает это один раз, то в своем безумии уже не остановится. Барбара видела это. Видела, что завтра может умереть сидя, привязанная к стулу в гостевой комнате в доме Адамсов. Какие бы другие мысли ни приходили ей в голову, эта страшная картина продолжала стоять у нее перед глазами – маленький мальчик, снова и снова наносящий ей удары ножом.

Завтра – мысли снова резко сменили направление – Джон, вероятно, снова попытается изнасиловать ее, и, вероятно, ему это удастся. Тут ее мысли разбились на мелкие фрагменты и разлетелись (в очередной раз) одновременно в разные стороны. Страх перед беременностью… печаль… Джон… Мидж…

На первом курсе с Барбарой училась девушка по прозвищу Мидж [5]. Миниатюрная, жизнерадостная брюнетка, душа любой компании. В ночь после чемпионата Индианы она и ее парень развлекались, катаясь на машине по автострадам, в итоге врезались в опору путепровода и погибли.

Подобные вещи, конечно же, вызывают шок в кампусе, даже в таком крупном, как их. Последующие несколько дней разговор обычно сводился