«А эти-то где?» — Обернуться и посмотреть назад Максим успел. И тут же присел, вцепился обеими руками в трясущийся металлический штырь на кузове, обернулся еще раз. Преследователи возвращались с неудавшейся облавы, два «бычка» уже въехали на весы, и водитель одного из грузовиков засек момент прыжка. Но, видимо, не понял, какую именно из машин оседлал беглец, и орал теперь не своим голосом, тыча пальцем вперед и вверх.

— Давай, дядя, не стой, — пробормотал Максим себе под нос и снова оглянулся. Погоня возобновлялась, и единственное спасение жертвы сейчас было в скорости. Или в смене направления движения. Но по трясущейся крыше мусоровоза не больно-то разбегаешься, это не выход. Максим снова почувствовал приступ тошноты, прикрыл глаза на мгновение. И обернулся — два «бычка» немного отстали, зато вместо них из ворот вылетела одна из иномарок и резво рванула вперед по разбитой дороге. Грузовики быстро догнали ее, иномарка ловко подрезала первый же мусоровоз, заставила махину остановиться. Что там было дальше, Максима не интересовало, он все осматривался по сторонам. Позади идут еще два пустых «Камаза», их тоже остановят и обыщут, времени на это уйдет немного. Значит, прыгать надо уже сейчас, осталось только выбрать — куда именно. Можно вон в тот довольно высокий сугроб на обочине, а можно и в другую сторону.

Максим поднялся на ноги, приноровился к тряске. Хорошо, что дорога тут разбита вдрызг, и машины идут медленно. Хоть какой-то прок от ни разу за зиму не чищенного снега, кривая колея облегчает задачу. Максим снова чуть присел, но подобрался, как готовящийся к прыжку кот, пропустил идущий навстречу груженый мусоровоз и перемахнул ему на кузов. И поехал обратно, распластавшись на крыше и вцепившись пальцами в первый попавшийся под руку металлический выступ. Отказать себе в удовольствии посмотреть, как там все происходит, Максим не смог. Но шифровался старательно, голову почти не поднимал, поэтому увидел только часть представления. Промелькнул мимо синий верх кузова «бычка», да донеслись обрывки матерной ругани. Похоже, что разъяренный водитель мусоровоза объяснял ретивым охранникам, куда им пойти и чем там заняться, а не мешать занятым людям и не нарушать график вывоза отходов. Ему аргументированно и почти корректно отвечали, но окончания дискуссии Максим не дождался. Мусоровоз проплыл мимо, ныряя и взлетая на ухабах, как лодка в шторм, и остановился, занял очередь на въезд. Все прошло быстро, без задержек. «Камаз» зарегистрировали, взвесили, и машина неторопливо вползла на территорию мусорного полигона. Ну вот, собственно, и все. Осталось только спрыгнуть, отбежать подальше, вернуться в утренних сумерках к вагончику охраны на выезде и повторить маневр. И спокойно уехать в город.

По выступам на стенках кузова «Камаза» Максим сполз на землю, вернее, на поверхность слоеного мусорного «пирога». И быстро, но не бегом рванул к забору, в этом месте хилая рабица переходила в основательные бетонные плиты. Дальше, за металлической сеткой, виднелся пустырь, а за ним — то ли домики спящего зимой садового товарищества, то ли другие заброшенные строения. Что неудивительно — жить и заводить огород рядом с гигантской помойкой и ручьями тухлого фильтрата желающих мало, а те, кто был, уже давно разбежались. Максим добрался до забора без приключений, остановился на мгновение, осмотрелся. Еще достаточно темно, и можно проскользнуть к бытовке охраны незамеченным. Дорога разведана, маршрут известен. Но идти придется снова по смердящим кучам мусора. Заметно, что здесь его пытались сгребать, освобождая место для новых поступлений, но бросили, а отвалы остались лежать там, где бульдозеру надоело перепахивать помойку. И между забором и остальной территорией полигона образовалось что-то вроде тоннеля, правда, без крыши. Максим взбежал по откосу, спустился вниз и снова закрыл рот и нос ладонью. Ничего, бегать ему тут осталось недолго, очередная «маршрутка» сейчас подойдет к остановке. Но надо поторопиться, чтобы не опоздать на ближайший рейс.

Запах разложения и гнили разил наповал, Максим пробирался вдоль ячеистой сетки, стараясь не дышать. Останавливался, отворачивался от груд мусора, делал глубокий вдох, словно собирался нырнуть. И нырял в смесь поднимающихся, словно со дна Гримпенской трясины, газов и отвратительных чавкающих звуков под ногами. Туда вообще лучше не смотреть, ноги проваливаются в залежи полусгнившей дряни почти по щиколотку, ботинки и штаны придется выкидывать. Как и куртку со свитером — в этой одежде теперь только бомжей пугать, они такого даже в самом страшном сне не видели. «Все равно гардеробчик менять хотел», — подбадривал себя Максим, пока брел к бытовке на выезде с полигона. Остановился очередной раз, отвернулся, вдохнул да так и остался стоять, набрав в грудь воздуха. Рядом, в двух шагах, по ту сторону забора среди стеблей сухой травы что-то шевелилось. И пищало — тонко, еле слышно и обреченно. Звуки знакомые, но основательно подзабытые, Максим не слышал ничего подобного уже лет восемь или немного больше. Выдохнул, закашлялся и тряхнул головой, словно отгоняя наваждение. И тут же сам едва не свалился, да только не в сугроб, а в затхлую мусорную кучу. Секунд через пятнадцать все пришло в норму — голова не кружилась, тошнота отступила. Но писк, переходящий в плач, не прекращался, он тянулся и тянулся на одной ноте, и Максим не выдержал. Перемахнул через сетчатый забор, утонув почти по колено в снегу, кинулся к сухим зарослям. «Так не бывает», — снова сказала дежурная, ответственная за целостность рассудка часть сознания, и тут же умолкла, устыдившись своей неуместности. Бывает, еще как бывает, оказывается. «Когда же ты родился? Сколько тебе — два дня, три?» — Максим, как во сне, протянул руки и вытащил из снега завернутое в разноцветные тряпки и обрывок ватного одеяла крохотное новорожденное существо — мальчика или девочку, непонятно. Детеныш зашевелился в руках, снова пискнул, но уже громко и требовательно, и разинул ротик, готовясь огласить мир криками протеста. Но силенок не хватило, концерт сорвался, слава богу. Максим второй или третий раз в жизни растерялся — что делать дальше, куда бежать и что там говорить, он не знал. И стоял у забора мусорного полигона с младенцем на руках, осматривался по-идиотски по сторонам, словно ждал совета.

— А ведь тебя сюда умирать принесли. Кто, хотел бы я знать? Мать, отец? Ничего, это не люди, это мутанты, выродки, так что не переживай. Где бы ты ни оказался, там тебе будет лучше, чем с такими «родителями». Доживи только, очень тебя прошу, — Максим говорил первое, что приходило ему в голову, и все всматривался в сумерки. Вот цепочка следов в глубоком снегу, человек пришел (или пришла?) сюда, оставил ребенка и той же дорогой вернулся назад. Куда, интересно. Сходить бы, поговорить, объяснить кое-что. И объяснить так, чтобы отбить желание и возможность продолжить род. Из носа снова пошла кровь, тяжелые темные капли упали на ватный обрывок, и Максим очнулся. Он схватил горсть снега, прижал его к носу, постоял так с минуту. Потом стащил с себя куртку, отшвырнул заляпанное кровью одеяло, завернул малыша в свою одежку. Ветер немедленно прохватил насквозь, заставил двигаться, соображать, действовать. Детеныш орать больше не пытался, он даже не двигался, только слабо возился иногда в своем свертке и смешно чмокал губами.

Все, что было дальше, походило на цепочку кадров из немого черно-белого кино. Вдоль забора почти по колено в снегу, потом рывком через дорогу, чтобы не попасться на глаза охране и водителям мусоровоза и бегом, из всех сил в противоположную от наезженной дороги сторону. Колея тут едва намечена, транспорт здесь ходит редко. Это хорошо, это нам и нужно. Максим пытался бежать, но снова переходил на быстрый шаг, оборачивался, осматривался по сторонам. Добрался наконец до вожделенной дороги, перебежал ее и рванул прочь, через пустырь к гаражам. Пронесся мимо недостроенных секций, выскочил на улицу, осмотрелся. Отлично, уже почти рассвело, а топать еще далеко, почти через весь город. Да еще и в таком виде — дрянью тухлой небось разит за версту, в карманах документы убиенной «элиты», на руках младенец. Про нож за поясом, прикрытый свитером, тоже забывать не будем. В общем, полный набор, на любой вкус и статью Уголовного кодекса. Человек со вкусом и опытом подберет такой букет, что двадцать три года за расстрел «мирных» граждан цветочками покажутся.