Экспедиционное судно «Иван Киреев» пришвартовано в Архангельске, в районе Соломбала, ниже по течению от современного центра города. На этом самом месте 80 лет назад стояли барк «Эклипс» Отто Свердрупа и первые ледоколы «Ермак» и «Вайгач», а в 1932 году – ледокол «Сибиряков» экспедиции Отто Шмидта. Именно сюда в 1914 году вернулись Альбанов, Конрад и экипаж «Святого Фоки» после двух лет тяжелых испытаний, которые выпали на их долю в Арктике. Отсюда в романе Мэри Шелли, написанном в 1818 году, отплыл Роберт Уолтон, прежде чем встретить среди льдов Виктора Франкенштейна, которого одержимость своей идеей поставила на грань выживания. Почти как в случае с нашим героем Дмитрием Кравченко. Мимо прошел буксир, тянувший гигантские плоты из бревен. В 3 часа дня подготовка к отплытию была в самом разгаре. Исследовательское судно было зафрахтовано на четыре недели за 2 тысячи долларов в день. Наше окно возможностей ограничено этими 28 днями. «Киреев» вернется в порт 15 сентября.

«Иван Киреев», водоизмещением 1640 тонн, был построен в конце 1970-х годов в Финляндии. Длина судна – 68 метров, ширина – 12 метров, и сейчас оно покрыто слоем свежей краски. На носовой палубе, укрытый непромокаемым брезентом, стоит наш плоскодонный мотобот – русские называют его «плашкоут», и в этом слове угадывается plaatschuit. Он послужит нам для высадки на берег. Высоко над мостиком устроено «воронье гнездо» – маленькая площадка для наблюдателя. Это единственный признак того, что корабль отправляется в ледовые широты. Мы проходим на корабль через тяжелую водонепроницаемую дверь, которая плотно задраивается четырьмя стальными рукоятками, и попадаем в длинный коридор с узкими трапами, ведущими к верхним и нижним палубам. Моя каюта находится на нижней палубе, у самой ватерлинии. Моим соседом будет Хенри Хогевауд, наш оператор. Ему достается верхняя койка, а мне – нижняя. В каждой каюте есть достаточно большой иллюминатор – в него вполне можно высунуть голову. Койки удобные, с небольшими занавесками, которые можно задвинуть, если захочется побыть в одиночестве. Мы тут же решили прилечь на пару часиков, чтобы опробовать их в деле.

Чтобы «растопить лед», в 7 часов вечера в кают-компании была устроена приветственная вечеринка. На столах, отделанных светлым пластиком под дерево и прикрученных под углом к стальному корпусу, расставили подносы с хлебом, рыбой, сыром, маринованными помидорами, водкой, вином и шампанским. Рядом с каждым столом был иллюминатор. Важные представители Архангельской области также посетили наше сборище. Начальник и научный руководитель нашей российско-голландской экспедиции Пётр Боярский из московского Института наследия произнес зажигательную вступительную речь и предложил тост. Мы болтали, пока кто-то еще не поднялся, чтобы сказать речь, за которой последовал еще один тост. Отовсюду звучали добрые пожелания, и настроение быстро улучшилось.

«Не знаю, как у вас, – сказал Боярский через своего коллегу Юрия Мазурова, который переводил его речь, – но в нашей стране не принято лично обращаться к министру или тем более к президенту за поддержкой. В Москве нас считают скандалистами. Мы писали им так часто, что они, должно быть, решили: “Дадим им, что они просят, только бы они от нас отстали”. – Боярский подождал, пока стихнет смех. – Когда пришли письма из Нидерландов, мы смогли сказать им: “Смотрите, нас стало больше. Может, мы и ненормальные, но мы не одни такие”». На встрече также присутствовал губернатор Архангельской области, одетый в элегантный костюм цвета антрацит. Он напомнил, что его предшественник был организатором экспедиции Владимира Русанова на Новую Землю в 1909 году (об этом см. в главе 1). Затем мы еще раз выпили стоя в знак братской дружбы, которая связывает народы России и Нидерландов начиная со времен Петра Первого. Тосты быстро следовали один за другим. В заключение Боярский заметил, что теперь, с развалом Советского Союза, русские люди стали народом Севера. «Арктика – это стратегическая опора нашей страны», – провозгласил Боярский. Затем последовал чай, и в 10 вечера встреча закончилась. Гости сошли на берег, а участники экспедиции остались на борту.

Как только все разошлись, из своих кают потянулись моряки, телевизор переключили на финский канал, а портрет Ленина убрали и повесили на его место Ивана Киреева. На корабле живут матросы, помощники капитана, боцман и механики. Большинство из них – наши с Херре Виньей ровесники, и им было проще общаться с нами, чем с нашими пожилыми, маститыми коллегами. Они приглашали нас, подчас с нажимом, в свои каюты выпить за знакомство. Оказавшись в очередной раз гостем, я вижу, как передо мной появляется стакан. Chut’-chut’! – говорю я, уже успев выучить это важное русское слово. Nicht voll[36], – успокаивает меня мой новый русский приятель, предупредительно улыбаясь в ответ. «И я б там был, кабы не милость Божия…» – только и успеваю подумать я, не в силах найти убедительного предлога, чтобы отказаться. Кисть его правой руки, которой он держал стакан, была изувечена, на ней осталось только три пальца, и на правом запястье я заметил длинный уродливый шрам. Часом позже, совершенно измученный и пьяный, я упал на койку, стряхнув с нее таракана.[37]

Оттиски штемпелей специального гашения с логотипами корабля и совместной экспедиции

17 августа 1995 года, четверг

Похоже, наше оборудование приедет только завтра вечером, а может, даже и позже. Груз задерживается в Санкт-Петербурге, пока не будут оформлены соответствующие документы, и сделать это можно только на месте. Наши люди в Питере поставлены на ноги, а нам теперь надо решать, ждать или отправляться. В 8:30, через час после завтрака (белый хлеб, чай, масло, сахар и ливерная колбаса), у нас были шлюпочные учения – мы отрабатывали надевание спасжилетов и сбор на палубе по сигналу шлюпочной тревоги – семи коротким и одному длинному гудкам интеркома. После обеда, в 12:30, мы забрались в кузов грузовика, который должен был отвезти нас в Музей естественной истории. Выезжая из Соломбалы, мы миновали узкий канал, построенный, по словам наших русских друзей, по приказу Петра Первого. Был отлив, и лодки лежали на илистом дне. Мы проехали через исторический центр Архангельска, где в XVI и XVII веках вдоль берегов Двины селились купцы из северо-западной Европы. На обочине русские женщины в платьях и резиновых сапогах и пожилые мужчины в поношенных пиджаках торговали ягодой,