нераскрытых очень круто: я практически овладела профессией секретаря.

– А мы только начали, – сказала Кроче.

– Может, по кофейку?

– Еще? Ты хочешь, чтобы у меня случился сердечный приступ?

– Любой предлог хорош, чтобы выбраться из этой лачуги на несколько минут.

Кроче потянулась, похрустев спиной.

– Могу я задать тебе вопрос?

– Конечно. Хочешь номер хорошего личного стилиста? Потому что я хотела бы сообщить тебе, что после панк-периода мода не остановилась. Уверяю тебя, она развивалась дальше…

– Ладно, сделаю вид, что я тебя ни о чем не спрашивала, – сказала Кроче, вновь берясь за бумажную работу.

– Да ладно, что ты хотела? – спросила Мара, улыбаясь.

– Мои дела – а их около пятнадцати, – это все семейные ссоры или преступления, произошедшие в домах.

– И мои тоже.

– Вот… Здесь что, нет криминальных группировок? В смысле, как так: на Сардинии нет мафии?

– Не думай, что у нас все хорошо. Может быть, когда-то раньше так и было. Сегодня север находится в руках русской мафии, а итальянские мафии, ндрангета[92] в первую очередь, отмывают деньги в Коста-Смеральда, покупая отели, строя туристические поселки, рестораны и так далее.

– Но разве у вас нет самостоятельной группировки, как на Сицилии или в Калабрии?

– Нет. Я не социолог, но думаю, что мафиозная культура здесь так и не смогла укорениться, потому что всегда существовал самосуд.

– Не совсем поняла.

– Ты когда-нибудь слышала о кодексе мести Барбаджи?

– Нет, но звучит довольно круто.

– Еще бы… На острове, особенно в Барбадже и во внутренних районах, правосудие всегда было глубоко личным делом, которое нельзя было делегировать государству или некой группе власти, а значит, и мафии. Сардинцы всегда проявляли отвращение к установленной власти, яростно восставая против любых ее действий.

– Знаешь, а у тебя хорошо получается обмозговывать ситуации. Если при этом стараешься, конечно.

– Иди к черту… Тогда поищи видео на «Ютьюбе» на эту тему. Я пошла за кофе.

– Нет, извини, заканчивай. Обещаю больше тебя не перебивать; я правда хочу разобраться.

Раис пристально посмотрела на нее, затем продолжила свое объяснение:

– Сельскохозяйственное сообщество Барбаджи, и не только оно, руководствовалось чувством чести и потребностью в мести, частной или семейно-родовой. Ты наверняка слышала о бесконечных и кровавых междоусобицах, которыми отмечена история этих земель.

– Да.

– Вот. Был кодекс, передававшийся из уст в уста, ряд поведенческих норм, которые узаконивали определенную месть в определенных случаях…

– А полиция? Государство?

– Государство представлялось захватчиком и узурпатором, поэтому на него нельзя было положиться. Все регулировали самостоятельно. Сардинец по своей сути анархист, нетерпимый к любой форме контроля и власти. Сейчас мы стали мягкими и подставляем задницы любому, но когда-то не были такими.

– То есть вы спасли себя от мафиозной напасти, потому что ваш менталитет не принимает пассивности, оскорблений и унижений, как это происходит в других регионах?

– Точно. И я бы добавила, что у нас другое, более ярко выраженное чувство общности. Если кто-то попытается заняться рэкетом в таких городах, как Оргозоло, Лула или Десуло, знаешь, что случится?

– Cюжет фильма «Ровно в полдень»?[93]

– Что-то в этом роде. Поэтому мафия пустила корни в прибрежных районах, на севере острова, где на самом деле сейчас очень мало коренных сардинцев. Легче услышать брианцский[94], славянские или калабрийский акценты.

– А здесь, на юге? В Кальяри нет мафии?

– Практически нет. У нас другая криминальная структура, не такая заметная, но не менее неприятная. Ее называют «МНМ».

– То есть?

– Масонство, недвижимость, медицина: масоны, застройщики, главврачи. Власть, которая всегда контролировала город из тени благодаря большому количеству так называемых «друзей». Бизнес-олигархия, управляющая климатом в городе.

– Масоны, до сих пор?

– Именно так. Это секта, состоящая максимум из десятка семей, которые контролируют весь город, от Дворца правосудия до дворца Санжуст, Масонского дома, держа своих людей в больницах, университетах, банках, областном совете и прочих местах. Если ты против кого-то из них, то все будут против тебя.

– Ты описываешь довольно неприятный сценарий.

– И это я еще смягчила ситуацию… Ладно, ликбез окончен. Пойду налью себе кофе. Хочешь, пошли вместе, и тогда…

Мару прервала вибрация смартфона. Она открыла сообщение Ниедду, пролистала прикрепленные изображения и внезапно побледнела.

– Эй, все в порядке? – спросила Ева.

В ответ Раис подключила свой мобильный телефон к компьютеру и жестом пригласила ее подойти поближе. Затем вошла в галерею изображений и показала их Кроче.

– Смотри сюда. Ниедду, комиссар Карбонии, только что прислал их мне.

– Откуда они? – спросила миланка еле слышно.

– Из дома Мелиса, куска дерьма, главы секты неонурагистов.

Ева восстановила собранное Баррали досье о ритуальных убийствах и сопоставила фотографии с места преступления и граффити на стенах.

– Сукин сын… – выругалась Раис, заметив поразительное сходство между ними. – Да он по уши в дерьме.

– Мда… И мы действительно не можем утаить это от Фарчи, – сказала Ева.

Мара нервно постучала пальцами по столу, затем кивнула, доставая куртку и мобильный телефон.

– Бросай все и пойдем посмотрим, что задумал большой босс, – сказала она напарнице.

Глава 51

Земли Ладу, Верхняя Барбаджа

Хруст сухих листьев под сапогами возвестил о прибытии Бастьяну в лачугу, окруженную миртовыми садами и изгородями из опунций, еще до того, как мужчина открыл скрипучую дверь.

Внутри оконные стекла были такими грязными, что солнечный свет едва проникал сквозь них, но для Бенинью Ладу это не имело значения: он жил в тени уже более десяти лет.

– Она готова, – проговорил старик. В дровяной печи потрескивали поленья. – Осталось чуть-чуть…

Бастьяну наблюдал, как дед еще несколько раз приложил долото к маске, чтобы исправить последние несовершенства. Когда старик вручил ее внуку, тот, как всегда, был удивлен необычайным результатом – гладкой грушевой древесиной, безупречно превращенной в антропоморфную версию бычьей морды.

«Как может слепой сотворить такое чудо?» – недоумевал Бастьяну, проводя пальцами по заостренным рогам и глазным щелям.

– Ты говорил со своим сыном?

– Еще нет… Но вчера я водил его в пещеры.

Бенинью кивнул.

– Его время пришло, Бастьяну. Это была последняя маска. Мои руки больше ничего не смогут сделать.

Бастьяну посмотрел на пораженные артритом пальцы старика: они были похожи на когти, ревматизм их изуродовал, заставил оцепенеть. Было настоящим чудом, что немощному слепцу удалось сотворить такое. На тыльной стороне правой руки деда Бастьяну увидел большой шрам в форме полумесяца, выступавший на коже, как варикозная вена.

– Мы просим от него великой жертвы, – пытался оправдаться Бастьяну.

– Это его судьба, как и моя, и моего отца до меня, – возразил Бенинью слабым голосом. Это последнее усилие, казалось, утомило его. – Поговорим позже.

Бастьяну накрыл маску черной вуалью, обращаясь с