украли несколько камней. Были поданы жалобы на неизвестных лиц, которые ни к чему не привели, а просьбы Билло и его товарищей о стороже даже не были приняты во внимание организацией, которая, конечно, не располагала большими средствами; то же самое касалось и установки системы видеонаблюдения.

Утопающее в растительности святилище занимало три с половиной гектара на плато Джара-ди-Серри, возвышающемся над всей долиной на высоте почти семисот метров над уровнем моря. С вершины базальтового выступа, глядя на долину и равнины внизу, можно было охватить взглядом сельские районы Сарсидано, Трексента и Мармилла – пейзаж, который, несмотря на то что Билло хорошо знал его, продолжал волновать. В тот день в тишине, окутавшей нурагические руины, было что-то сверхъестественное. Билло почувствовал едва уловимую зловещую вибрацию в ароматном воздухе, и она вызвала у него странное беспокойство.

«Эти сумасшедшие ночью, наверное, опять веселились», – подумал он, проклиная – уже не в первый раз – Нуракси, гораздо более популярный среди туристов археологический памятник близ Барумини, заслонивший красоту и славу Санта-Виттории, которой доставались лишь крохи внимания.

Он миновал различные ограждения, остатки площади и храмов, которые три тысячи лет назад привлекли паломников со всего острова, пока не наткнулся на нечто странное.

Билло склонился над каменной дорожкой, присматриваясь к какой-то кукле, похожей на чучело, около метра ростом, с неясными антропоморфными очертаниями; кукла, казалось, была составлена из увядших стеблей цветов и маленьких растений. Кто-то положил ее на тропу, ведущую к священному колодцу.

Охваченный дурным предчувствием, Билло направился к колодезному храму.

Менее чем через десять метров он увидел ее.

Она лежала у входа в храм, у лестницы, спускавшейся под землю, рядом с алтарем, где в нурагическую эпоху совершались жертвоприношения животных и обряды, требующие использования воды.

Билло несколько раз моргнул, словно увидел мираж.

Но сколько бы он ни щурился, человеческая фигура была рядом, стоящая на коленях, словно в молитве, закутанная в мантию из овчины, со сцепленными за спиной руками, в чем-то похожем на длинную деревянную маску с бычьими рогами, скрывающую лицо.

Собравшись с духом, он медленно приблизился к ней, а увидев лужу почти полностью засохшей крови, вокруг которой бесчинствовали мухи, отвернулся, приложив руку ко рту. По округлости обнаженного тела под овчинной мантией и по длинным темным волосам, торчащим из-под маски, Билло понял, что это девушка.

– Боже мой… – прошептал он; его сердце бешено колотилось в груди, руки тряслись.

Он побежал к центру для посетителей, чувствуя себя крайне плохо.

А через несколько десятков метров начал кричать.

Часть II

Ветер и судьба

Мир умер. Сул сжег тело, собрал пепел в глиняный сосуд, выкопал в горе яму, поставил туда вазу, вышел и сказал: «Джана». В следующие дни Сул часто ходил к джане и разговаривал с пеплом Мира, иногда днями и ночами.

Серджо Атцени «Легко ходили мы по земле»

Глава 56

Нурагическое святилище Санта-Виттория, Серри

Ева и Мара наклонились, чтобы пройти под лентой, отгораживающей место преступления, и подняли ее перед Морено Баррали. Полицейский оставил свою трость в машине, сказав, что она ему не нужна. Ева подумала, мол, Баррали стыдился, что его бывшие коллеги из мобильного подразделения увидят его в таком состоянии, поэтому она не протянула ему руку, когда заметила, что ему тяжело идти, чтобы не смущать его.

Все трое расписались в журнале посещаемости и надели перчатки и бахилы, чтобы ничего не загрязнить. Треск полицейских раций и крики людей, столпившихся у тела, создавали звуковой фон для их размышлений.

Ева огляделась: святилище стояло на высоком выступе. Можно было смотреть на километры вперед и не встретить никаких препятствий. Огромная площадь территории превращала работу судмедэкспертов в ад, продлевая сроки расследования.

Трое полицейских молча подошли к небольшой группе коллег в форме и в гражданском, которые окружили колодезный храм. Уже была установлена большая белая палатка, заполненная людьми в комбинезонах. Они собирали материалы, обнаруженные в ходе первых обследований. Операторы фиксировали все на современные видеокамеры, а фотографы копошились вокруг технического руководителя, увековечивая каждую деталь, на которую указал начальник. Полицейский в форме заставил их подождать несколько минут.

Баррали воспользовался возможностью и наклонился, чтобы лучше рассмотреть антропоморфную куклу из сухой травы, на которую обратили внимание сотрудники Кальяри. Он сфотографировал ее на свой смартфон, что-то бормоча себе под нос.

– Все в порядке, Морено? – спросила Мара своего коллегу.

Мужчина кивнул. Изможденное лицо окаменело от тоски. Он едва открывал рот, терзаемый чувством вины за то, что не смог предотвратить убийство.

Ева увидела комиссара в нескольких десятках метров, занятого разговором с начальством, судя по гримасам и нервному жестикулированию.

«Квестор или префект[96], – подумала Кроче. – Или даже кто-то повыше».

Агент наконец пропустил их, и трое следователей добрались до священного колодца.

Кроче сожалела, что не приняла противорвотное средство, которое Мара предложила ей, когда они еще были в машине. Она подозревала, что это была проверка на полицейскую хладнокровность – занятие, к которому Мара имела особое пристрастие, учитывая, что она делала это все время, – поэтому отказалась. На самом же деле Раис была просто предупредительна, потому что одно дело видеть фотографии убитого человека, какими бы ужасными они ни были, и совсем другое – обнаружить его в нескольких метрах, окруженного роем мух.

Патологоанатом склонился над девушкой, занятый предварительным осмотром: через маску он продиктовал первые соображения ассистенту, который записал его слова в блокноте. Заключение о смерти было очевидным: место культового преступления говорило само за себя.

Морено огляделся.

– Ритуал такой же, как и в других убийствах… Я словно вернулся в те времена, – пробормотал он себе под нос.

Ева услышала его слова.

– Есть ли какие-то детали, которые отличают это дело от старых? – спросила она.

Баррали внимательнее осмотрел периметр, затем снова вернулся к жертве.

– Думаю, нет. Я как будто вернулся в Оруне или Мацанни.

– Костер не жгли, – вмешалась Раис, осмотревшись и продемонстрировав прекрасную фотографическую память.

– Это правда, – заявил Баррали.

– Здесь Ниедду, – сообщила Ева напарникам.

Вместе с помощницей Паолой Эрриу подошел комиссар. Ева заметила, что он словно постарел лет на десять.

– С нее еще не сняли маску, – сказал комиссар.

В его словах теплилась надежда. Никто не ответил. Все думали об одном. Об одном и том же человеке.

Ева наблюдала за пышной растительностью, которая окружала естественный акрополь[97], где стояло святилище: вековые леса пробковых и каменных дубов и ладанника, которые спускались вниз, пока не исчезали в равнине центрально-южной Сардинии у