А мог оказаться и командующим ВВС

Голованов, как мало кто другой, пользовался у Сталина огромным доверием – всегда встречал у него поддержку и понимание, а при сколачивании АДД не знал, казалось, ни в чем отказа. С этими особыми отношениями считались в Ставке, в Генштабе, в ЦК, с готовностью шли навстречу нуждам командующего и те государственные деятели, в руках которых были сосредоточены материальные ресурсы, промышленные предприятия и финансы.

Поразительный до неправдоподобности эпизод, разыгравшийся в кабинете Сталина, обрисовал Голованов в «Дальней бомбардировочной», вспоминая весну 1942 года, – на исходе всего лишь первого месяца с того дня, когда он, сдав дивизию, возглавил АДД.

Все закрутилось с того, что захваченный врасплох поставленными Сталиным вопросами командующий Военно-воздушными силами П. Ф. Жигарев не сумел избежать в своем докладе некоторой путаницы в оценке текущих дел и происходящих вокруг них событий, после чего Сталин, вознегодовав («Вот повоюй и поработай с таким человеком»), тут же решил сместить его с должности и заменить… Головановым, не освобождая при этом от обязанностей командующего АДД. Голованов таким оборотом дела был не на шутку обескуражен и, пока не поздно, принялся убеждать Сталина не делать этого, просил оставить на прежнем месте «и дополнительной работы не давать», поскольку, как было сказано в том отчаянном монологе, он не разбирается в тактике применения фронтовой авиации и к тому же не имеет специального военного образования, «а поэтому и пользы от моей деятельности там никакой не будет… Я буду рад, если справлюсь с тем, что поручено мне сейчас», – завершил свою речь Александр Евгеньевич.

Сталин еще некоторое время настаивал на своем, но в конце концов произнес: «Вы, видимо, правы. Пусть все останется между нами». И отпустил Голованова.

Так что Сталин, судя по этому эпизоду, видел в Голованове более высокие способности по руководству войсками, чем те, что были задействованы «всего лишь» на Авиации дальнего действия.

На другой день, 14 апреля, должность командующего ВВС, как оказалось, до конца войны и на год мирного времени, занял Александр Александрович Новиков.

А Жигарев по его просьбе был назначен командующим воздушной армией на Дальнем Востоке. Одновременно ему был подчинен командующий ВВС Забайкальского фронта.

Думаю, в сложившейся обстановке назначению на новую должность он был бесконечно рад и, может быть, мечтал о ней, чтоб после четырех расстрелянных его предшественников не оказаться пятым.

Дальний Восток в то время напоминал пороховую бочку, в которую Япония в любую минуту могла сунуть зажженный фитиль. Нам еще не хватало войны на востоке.

Там, на этом предельно опасном стратегическом направлении, где засела в Маньчжурии, кипя агрессией, японская Квантунская армия, Военно-воздушные силы должен был возглавлять наиболее опытный и решительный командующий, каковым и был Павел Федорович.

Так что после сцены, обрисованной Головановым, ему вовсе не грозила судьба изгнанника – все было предопределено логикой событий.

И не случайно в послевоенные годы Жигарев, как никто другой, восемь лет подряд, из них четыре при Сталине, успешно возглавлял Военно-воздушные силы страны.

Берлин на фоне Сталинграда

Те весенние и летние рейды 1942 года, что проводила АДД, вылетая из подмосковных аэродромов в районы Восточной Пруссии с бомбардировкой, главным образом Кенигсберга и Данцига, были, в сущности, пристрелкой или, лучше сказать, прелюдией перед более сложной и трудной задачей: предстоял Берлин! Спустя много лет я узнал от Александра Евгеньевича, что Сталин поставил ему задачу всеми силами АДД нанести удар по столице Рейха в день годовщины нападения Германии на Советский Союз (довоенные привычки вождя отмечать юбилеи «подарками народу» соблюдались несколько в ином качестве и в военные годы), но Голованов доложил, что именно в двадцатых числах июня наступают самые короткие и светлые ночи, и нашим самолетам придется преодолевать значительные пространства и по пути к цели и возвращаясь обратно в светлое время суток, чем фашистская истребительная авиация непременно воспользуется, чтобы нанести нам тяжелое поражение. Голованов просил перенести удар на конец августа.

Аргументы были серьезны, и Сталин, вспыхнув, резко выразил недовольство таким «демаршем», но все же, проведя обстоятельные консультации через гидрометцентр, согласился с ними.

Обещанный срок подкатил быстро, но за это время и обстановка на фронтах изменилась разительно. В ту тяжелую пору почти все воздушные силы были брошены на Сталинградскую оборонительную операцию. Вражья лавина, втягивая в себя мощные резервы со всех направлений, тяжело и грозно ползла по югу к волжским берегам. Ее нужно было во что бы то ни стало перерезать, остановить. Казалось, не было задачи более важной, чем эта. Но командующий АДД, помня требования Сталина и о своей перед ним «задолженности», отсек от сталинградских задач немногим более двухсот отборных экипажей и направил их на Берлин, Будапешт, Бухарест, Варшаву, Штеттин, Кенигсберг, Данциг.

Стоял жаркий август, и ночные грозы, то фронтальные, то внутримассовые, по-прежнему были главным препятствием и нашей смертельной мукой на пути к тем далеким городам.

Берлин дался не всем и не сразу. Он был, конечно, наиболее важной и, главное, самой престижной, коронной целью, хотя ему, по шкале трудности, не уступали и некоторые другие. По каким-то законам, известным только нашим командирам, цели менялись для нас из полета в полет. На те, что были поближе, – ходили с базовых, подмосковных, а на самые дальние – вылетали с прифронтовых аэродромов подскока. Берлинские цели подверглись ударам трижды: в ночь на 27 и 30 августа и на 10 сентября. Еще через неделю операция по глубоким тылам была завершена и все силы АДД командующий направил на сталинградские задачи, выдвинув часть полков поближе к Волге.

Более высокого боевого напряжения, чем в те сталинградские дни, головановская авиация, кажется, не знала. Было сплошное время без граней часов и суток. Экипажи успевали в течение дня и ночи срабатывать по три боевых вылета, а случалось – и по четыре.

Где-то вблизи, рядом с нами, на фронтовых и армейских КП и НП был и Голованов.

С переходом на ночные боевые действия потери дальних бомбардировщиков резко сократились, а те неизбежные, и все же немалые, что преследовали нас до конца войны, восполняли две среднеазиатские военные школы ночных экипажей. Так что боевой состав полков АДД сохранялся более или менее стабильно, и чем далее – тем больше молодел. Превышая утраты, интенсивно пополнялся и самолетный парк.

Голованов любил бывать в полках, но случалось это не часто и всегда недолго: частей-то много! В штабах не засиживался, а собирал летный и технический состав где-нибудь в тенечке, на полянке, закуривал свою закрутку и выслушивал всякого рода вопросы и просьбы, а то и жалобы, главным образом по части наград и званий. Кадровики что-то записывали, а Голованов на ходу распоряжался – кому орден, кому очередную звездочку – и тут же подписывал приказы.