В нас не стреляли, но наверняка держали на прицеле. Небось, думали, что фрицы прислали парламентеров, в которых стрелять не положено.

Ошиблись.

За несколько метров до первой траншеи я сказал Захарову:

– Тормози.

И когда амфибия остановилась, выпрыгнул из нее, командирским голосом рыкнув:

– Старшего ко мне!

Кстати, одного взгляда хватило, чтобы понять – в наскоро вырытых траншеях укрепились не регулярные войска. Сборное подразделение – из тех, кто отбился от части, убежал из плена, примкнул к бойцам из местного населения. Некто сколотил роту из тех, кто попался под руку, и решил стать героем, заняв траншеи отступивших частей Красной армии. Людей в военной форме примерно половина, остальные одеты кто во что горазд. И оружие – такое же. Нет, пулеметы и «мосинки» присутствовали, но были и немецкие карабины, и даже пара охотничьих ружей у бойцов в простой колхозной одежде.

Один из колхозников попытался выпендриться на тему:

– А ты кто такой тут распоряжаться? – но был быстро одернут одним из военных:

– Заткнись, деревня, это капитан НКВД.

Правда, при этом боец с сомнением посмотрел на мои немецкие штаны, но ничего не сказал. Пока что. Ибо к нам с Захаровым, тоже покинувшим автомобиль, уже направлялся командир… которого я узнал сразу.

Это был тот самый капитан, вырубленный, разутый и раздетый мною за день до войны. За то время, что мы не виделись, он успел обзавестись новой формой, правда, «шпал» в петлицах поубавилось – вместо трех стало две. Разжаловали слегка, ибо нефиг бравому борцу с контрреволюцией получать по тыкве не пойми от кого.

А потом, когда бывший капитан увидел меня, случилась немая сцена. Ожидаемая. Я б с удовольствием свалил куда-нибудь в рассветный туман, но когда на тебя нацелены несколько винтовок, лучше от подобных попыток воздержаться.

– Т-ты… – вытолкнул из себя энкавэдэшник, одновременно расстегивая кобуру, но тут, поняв, что происходит, между нами неожиданно встал Захаров.

– Товарищ старший лейтенант, позвольте объяснить, – выпалил он. – Я являюсь старшим научным сотрудником секретной лаборатории Икс-три, деятельность которой лично курирует народный комиссар внутренних дел Лаврентий Павлович Берия…

Однако его речь на старлея особого впечатления не произвела.

– Убрать этого, в майке, – брезгливо поморщившись, произнес он. – С ним потом разберемся. А с этим врагом народа все и так ясно, без разбирательств. Он напал на меня и моего шофера, украл важные документы…

– Он нас спас, товарищ старший лейтенант, – раздался голос из траншеи. – Немцы нас расстреливать вели, а он…

– Отставить разговоры! – проревел старлей, глаза которого налились кровью – того и гляди лопнут. – Мне по хрену что тебе там привиделось, рядовой, когда немец тебя под пулемет поставил. Этот предатель и шпион напал на меня, офицера НКВД, и лишь моя профессиональная подготовка помогла мне избежать смерти!

Тут я не выдержал и заржал. Вспомнил, как он «избегал смерти», бесчувственным мешком вися на спине своего шофера. Профессионал, мать его, который за собственными воплями не в силах услышать, как к нему подкрадываются со спины.

Капитана мое ржание взбесило нереально. Он с побелевшим лицом выдернул из кобуры наган, но тут его осадил чей-то голос:

– Полегче, офицер.

Ну да, это был парень из моих, один из тех, с кем мы неслабо дали немцам по мозгам в первые часы войны. Не помню уже его фамилию, Федотов, кажется. Здоровенный, не иначе из рода кузнецов. И кулаки каждый как связка противотанковых гранат. Такой в репу треснет – ну и все, нету той репы…

– Полегче, – повторил он. – Этот мужик одиннадцать немецких танков сжег, я лично при этом присутствовал. Если он не свой, то я не знаю…

Он не договорил. Капитан выстрелил, и Федотов рухнул на дно траншеи с пулей между глаз.

– Кто еще здесь пособник предателя?!!! – заорал энкавэдэшник. – Кто тут еще враг народа, нарыв на теле пролетариата?!!! Я гнойники-то эти мигом повскрываю!!!

Может, если б здесь были только те, кто вместе со мной воевал на границе или кого мы спасли от фашистской пули, несдобровать бы капитану. Но знакомых лиц я увидел два-три, остальные – просто люди. Запуганные пятьдесят восьмой статьей, «черными воронками», расстрелами, огромными тюремными сроками, которые жуткой, невидимой тенью маячили за спинами других людей, у которых тульи фуражек были цвета чистого неба. Они приходили и уводили с собой родных, близких, любимых, которых больше никто никогда не видел. Люди, несущие с собой горе, безысходность, смерть – и леденящий ужас, который часто хуже смерти.

И сейчас один из этих людей орал как ненормальный, размахивая наганом. И не он сам был страшен для тех, кто сидел в траншее, а та гигантская незримая тень всепоглощающего ужаса, что стояла за ним.

Больше никто не сказал ни слова. Все молчали, опустив глаза в землю.

Капитан обвел взглядом бойцов, удостоверился, что никто больше не осмелится что-то сказать, но убивать меня на глазах подчиненных не стал. Разумное решение. Совершенно незачем перед боем усугублять и без того подавленное настроение бойцов.

– Карпов, Сапрыкин – обезоружить предателя! – приказал капитан.

Двое бойцов подчинились. Сняли с меня автомат, штык-нож… Одного я знал. Тот самый паникер, что в первый день войны тоже пытался навесить на меня ярлык врага народа. По ходу, теперь доверенное лицо капитана, что не удивительно – одного поля ягоды.

– И связать.

Я усмехнулся. А капитан-то боится меня после того, как я его по черепу треснул. Ладно, пусть банкует, под прицелом десятка стволов деваться мне все равно некуда. Без вариантов.

Руки за спиной бойцы мне стянули знатно. Хотели было ногами заняться, но капитан качнул стволом револьвера:

– Отставить.

И, подойдя поближе, с размаху наотмашь долбанул меня рукоятью нагана в челюсть.

Я, конечно, шею расслабил, зубы разомкнул, чтоб без них не остаться, губы сжал плотно – но все равно скользящий удар рассек мне кожу на подбородке. Да уж, ничего не скажешь, бить в НКВД учили профессионально.

Я упал, надеюсь, удачно сымитировав нокаут. И тут же получил удар с ноги в живот – хорошо, что успел резко выдохнуть и согнуться, а то такие пинки тяжелыми хромовыми сапогами запросто могут разорвать желудок.

Капитан склонился надо мной и прошипел:

– Ну что, гнида, на десять процентов я с тобой рассчитался. Вставай, пойдем, получишь остальные девяносто.

Я поднялся на ноги – и тут же получил чувствительный тычок стволом нагана меж лопаток. Понятно. Капитан решил отвести меня подальше от глаз бойцов, в березовую рощицу, что росла неподалеку – и там пустить в расход.

Но все же один это сделать не отважился. Махнул рукой двум бойцам: