Дмитрий Анатольевич, — начал Тоха, когда я остановился перед ними. — Даже не знаю что самое дерьмовое в этой ситуации, глупое враньё или что это враньё твоё?

— Я знаю как это выглядит… — начал я, но Захаров снова меня перебил:

— Нет, не знаешь. Я только хочу знать почему? Где мы дали повод сомневаться в нас?

— Я… — я замолчал, делая вдох и сбрасывая с себя напускную уверенность. — Я боялся не вашего предательства, а последствий от моего. Сперва я думал что защищаю вас, оберегаю, а после тупо испугался.

— Чего? — удивился Климов, поднимаясь с кресла. — Ты наша семья. Мы бы приняли правду.

— Но понял я это только сегодня.

Захаров встал со своего места и медленно двинулся в мою сторону.

— Я всё равно не понимаю причину, почему ты скрывал это. Настоящий Грешников Илья умер от переохлаждения и цирроза печени, ты всего лишь подменил документы. И чем ты думал? Сколько тебе было, когда попал в армию? Шестнадцать? Выходит в семнадцать я забрал тебя к себе в отряд? И сейчас тебе получается двадцать девять. Является хоть что-то правдой о тебе?

— Я знаю что подвёл вас, предал ваше доверие и готов ко всему, что вы решите, — признался я, когда он остановился напротив меня.

— Ты действительно думаешь, что мы способны избавиться от тебя? — спросил ошарашенный Стас.

— А что ещё остаётся? — не выдержал я, поворачиваясь к другу. — Я врал. О каком доверии может быть речь после этого? И я слишком много знаю, чтобы оставаться в живых.

Я обернулся на смешок Захарова.

— За все это время ты так и не понял что означает слово «преданность». Нам плевать как тебя зовут на самом деле. Наш брат здесь, — он пару раз стукнул меня кулаком по груди, имея в виду мою сущность, — а не на бумажках.

— Сколько раз ты вытаскивал меня с того света? — спросил Климов, усмехаясь над моей ошарашенностью.

— Мы вместе пережили плен, — подхватил Влад.

— Только этого хватает, чтобы закрыть глаза на это маленькое недоразумение, — Антон хлопнул меня по плечу. — Если хочешь мы навсегда уничтожим оставшиеся сведения о Дмитрии Варнец, но за это требуем впредь доверять нам больше.

Неподъёмная ноша наконец-то свалилась с плеч. Стало в разы легче дышать, думать, жить. Я даже не представлял насколько эта чёртова тайна душила меня, отравляла своим существованием. До этого момента моё настоящее имя знал только Женька. Только он ради меня был способен врать остальным в лицо, но даже когда его не стало, облегчения не было. Стало только хуже.

Сделав вдох, я кивнул на слова старого друга.

— Да. Уничтожь его.

Климов снова сел в своё кресло и откатился на нём к столу с кучей мониторов. Несколько щелчков мыши, пара ударов по клавише и парень довольный снова вернулся к нам.

— Готова. Варнец Дмитрия Анатольевича никогда не существовало.

— Надо это отметить! — хлопнул в ладоши Влад и задумался. — Или надо поминки устраивать?

Придурок.

— Не до этого пока, — возразил Захаров, возвращаясь на своё место. — Нужно решить что делать с Лебедевой. Вечно мы её прятать не можем. Нужно вернуть девушку домой как можно скорее.

— Я кое-что нарыл, но не уверен…

Голос Данила потонул в мыслях о Марине. То, как я отреагировал на слова Влада в комплексе, какие эмоции тогда испытал… Во мне буквально взорвались собственнические чувства. Что-то внутри не просто запротестовало от мысли, что к ней притронется кто-то ещё кроме меня, всё задрожало от ярости и желания стереть Волка в порошок. Я чуть там не бросился на него с кулаками. Такое на меня не похоже. Я никогда не заявлял права на женщин. С каждой у меня было лишь одно условие. Она дает, я плачу'. Всё просто, без истерик и заморочек, а кого это не устраивало я просто выбрасывал из своей жизни, но тут вдруг понял, что не хочу выбрасывать Марину. Да, молода. Да, неопытна. Да, уйдёт много времени на её воспитание, но я делаю ошибку отказываясь от неё.

— Тоха! — позвал я Захарова, принимая, наконец, решение. — Есть разговор.

Друг подошёл ко мне, не понимая в чём дело.

— Что стряслось?

Я никогда раньше не требовал что-либо. Климов, да, отстаивал право обладания Миланой. Влад — Кристиной. А Захаров просто поставил нас перед фактом о Нине.

— Это по поводу Лебедевой.

— Что-то не так?

— Не совсем. Я не собираюсь возвращать её родителям.

Тоха напрягся.

— Что ты задумал, Илья?

— Я забираю её себе.

Глава 16

Марина

«Ты всего лишь избалованная кукла. Я не собираюсь тратить нервы и время на пустышку. Ты. Не нужна. Мне».

На пустышку.

Не нужна.

Весь день эти слова так и звучали в ушах. Слова сказанные им перед тем, как сбросить меня с себя и уйти. Просто взять и уйти.

Я пыталась держаться. Пыталась делать вид, что ничего не случилось, что наш разговор ничем путным не окончился, но сил улыбаться было всё меньше и меньше. Мне не хотелось думать, не хотелось дышать, говорить. Я чувствовала себя… пустой.

Может, я действительно пустышка? Что во мне есть интересного? Любовь к книгам? Манеры? Воспитание? Да кому это надо?! У меня даже рот вовремя не затыкается!

Уткнулась в подушку, комкая её в кулаках, и закричала, давая волю слезам и переходя в истеричные рыдания. Как же мне больно! Хочется вырвать сердце и душу, чтобы больше никогда не чувствовать ничего!

— Рина, Господи! Что случилось?

Кристина. Я не слышала как она вошла, а когда почувствовала её руки на плечах, то и вовсе завыла от осознания собственной ничтожности. Я не нужна ему! Не нужна! Ненавижу! Всех ненавижу! Себя ненавижу! И жить больше не хочеться! Почему? Почему всё так? Он всё для меня! Все! Неужели этого мало!

— Риночка. Прошу тебя, скажи в чём дело?

— Он отказался, — выплюнула, не заботясь о том, как выгляжу при этом. — Сказал, что я н-не нужна ему!

Кристина легла рядом, обнимая и успокаивая меня, но от этого чувствовала себя ещё более паршиво.

— Всё образуется, вот увидишь, Марин. Всё будет хорошо.

Не будет. Ничего не будет. А её слова вызвали только очередной приступ слез. Дикая боль и тоска сковали меня изнутри, выжирая острыми зубами абсолютно всё. Больше я никогда не смогу поговорить с ним, прикоснуться к нему, увидеть его. Он просто выбросил меня из своей жизни! Как ненужный мусор! Как… куклу!

Ну ничего. Я снова поднимусь с колен. Склею себя из осколков что ещё остались где-то внутри