трубочку листочек? «А вот это может стать новой песней». Ну да.

Появится через пару дней и будет нести очередную таинственную пургу. Мели, Емеля – мети, метеля. А он, Мика, распереживался и приперся в эту дыру на краю географии для того, чтобы обнаружить записку, которую мог прочитать еще в воскресенье.

Пафосно, да не как всегда. У нее не было привычки объясняться записками и исчезать на несколько дней. Она сообщала, где она, когда приедет. Только тогда, летом, когда она шла домой из монастыря, с ней не было связи всю ночь, но утром она нашлась. Эта была длинная ночь, длиннее и страшнее которой для Мики, как он думал, уже ничего быть не могло.

– Можно в пятое отделение? Вдруг там знают, где она, – сказал охраннику Мика.

– Видишь название журнала-то? Судебно-психиатрическое экспертное отделение для лиц, содержащихся под стражей, – покачал головой старичок, – не пустят тебя, скорее всего. Ну, я внесу паспортные данные-то твои, распишешься и иди. Это сразу за церковью, двухэтажное здание с отдельным забором с колючей проволокой. Там отдельная охрана. Пропуск держи, покажешь на вахте.

Мика кивнул. Уже в дверях обернулся и крикнул:

– Спасибо!

– Удачи! – ответил вахтер. – Найди свою сестренку.

Выйдя на улицу, Мика снова прочитал записку, словно там мог появиться еще какой-нибудь текст. Будто после слов «…люблю, люблю, люблю, ваша Элли» возникнет информация о том, где она сейчас и когда вернется. Мика набрал ее номер. Абонент недоступен. Второй день недоступен абонент. До этого гудки проходили.

Вот и здание за отдельным забором. Мика невольно подумал: странно, что Эл именно в этом корпусе работала, тут столько отделений, а она сюда попала. В будке охраны сидела миловидная женщина лет пятидесяти, она выслушала Мику, забрала пропуск, просмотрела его паспорт и пропустила, не говоря ни слова.

Мика зашел в корпус. Сдал в гардероб куртку, ему протянули бахилы, сообщив, что пятое отделение находится на третьем этаже по правую руку.

Кабинет заведующего с табличкой «Ястребов Андриан Павлович» был закрыт. Мика опустился на скамейку напротив, развернул записку. Чем дольше он смотрел на нее, проговаривая каждое слово, тем бессмысленнее казался ему текст. Буквы стали ничего не значащими нелепыми закорючками, символами неизвестного ему языка. Потом они превратились в море волнистых линий на клочке бумаги в мелкую сиреневую звездочку…

– Молодой человек, вы ко мне?

Мика поднял голову. Над ним стоял высокий крупный темноволосый мужчина в белом халате.

– Андриан Павлович? – вспомнил Мика имя с таблички на двери в кабинет.

– С утра вроде так звали, – пожал плечами тот, открывая дверь ключом, – вы пациент? Что-то я не помню вас. Почему без сопровождения? Что вы здесь делаете вообще, как вас пропустили?

– Пациентом пока становиться не планировал, – усмехнулся Мика, спешно засовывая листочек в карман, – мне очень нужно поговорить с вами.

– У меня на сегодня нет консультаций, – возразил Андриан Павлович, заходя в кабинет.

Мика вскочил и схватился за ручку, не давая двери закрыться.

– Я насчет сестры. Она здесь работает, Элина. Элина Яновская.

Андриан Павлович внимательно посмотрел на Мику и впустил его в кабинет.

– Присаживайтесь, молодой человек, – показал заведующий на стулья напротив своего кресла за большим темно-вишневым лакированным столом. – Как зовут?

– Мик… Михаил Яновский.

– Миша, вы играете в группе «Асфодель»? Слава, мой сын, упоминал вас. Когда я фамилию вашей сестры услышал, подумал еще, что родственники, но Яновские – не сказать чтоб очень редкая фамилия.

– Да, играем, и мы с Ястребом – ой, простите, со Славой – друзья, – обрадовался Мика.

– Ну, раз вы друг моего сына, скажем так: вашу сестру я видел последний раз в субботу перед ночной сменой, – Андриан Павлович задумчиво постучал ручкой по столу. – Видите ли, молодой человек, в воскресенье меня не было, а в понедельник мне передали заявление об увольнении.

– Она исчезла. С воскресенья, – Мика старался говорить спокойно, – три дня о ней ничего не известно. Телефон недоступен.

Андриан Павлович тяжело вздохнул.

– В ночь с субботы на воскресенье при невыясненных обстоятельствах умер пациент в одноместном изоляторе. Элина Яновская была последним человеком, который видел пациента живым.

Мика вспомнил слова Элли о том, что среди пациентов, кажется, появился их сосед, отец Стаса.

– Вы хотите сказать, что моя сестра имеет к смерти этого человека какое-то отношение? – спросил Мика.

– Мне не следует вообще что-либо вам говорить, молодой человек, – ответил Андриан Павлович, доставая из ящика стола папку, – но поскольку, повторюсь, вы друг моего сына, а Элина – ваша сестра, и, как вы говорите, она исчезла, это может быть связано с тем, что произошло во время ее дежурства.

– А что произошло-то? – Мика старался говорить как можно спокойнее, хотя его уже слегка потряхивало.

Андриан Павлович открыл папку, поискал в бумагах.

– Это копии показаний свидетелей. В отчете написано, что когда практикант Элина Яновская вошла в палату после вечернего обхода и стала мыть пол, пациент вдруг набросился на нее и начал душить. – Заметив ужас в глазах Мики, Андриан Павлович снова встал из-за стола, подошел к нему, похлопал по плечу: – Это же стационарное судебно-психиатрическое экспертное отделение для лиц, содержащихся под стражей, молодой человек, охрана среагировала моментально, пациенту ввели успокоительное, зафиксировали ремнями. А вот потом произошло нечто загадочное. Во время утреннего обхода пациент был найден мертвым, повесившимся на решетке окна. Удавкой ему послужили ремни.

– Человек же не может сам развязать ремни? – поинтересовался Мика.

– Верно, это нереально, – подтвердил Андриан Павлович. – С одной стороны, видеозапись с 23.50 до 24.00 отсутствует, просто нет этого куска. Потом, в двенадцать, пациент с фиксирующими ремнями в руках стоит у окна, делает из них удавку, закрепляет на прутьях и, собственно, вешается.

– Ясно, – только и смог выдавить из себя Мика.

– Напротив, очень даже неясно, что случилось в эти десять минут. Охрана утверждает, что в палату к пациенту никто не заходил, – продолжал Андриан Павлович, – не силой мысли же он ремни развязал! Мы тут всякое повидали, конечно, и могли бы сами себе уже кучу диагнозов поставить. Но массовая шизофрения – это слишком, не правда ли?

– Не правда ли, – повторил Мика.

– А теперь расскажите мне, что вам известно, – Андриан Павлович остановился и внимательно посмотрел на собеседника. От этого пронизывающего взгляда тому стало не по себе, словно врач что-то увидел в его глазах и уже прочитал все ужасные мысли, которые пронеслись за время их беседы в голове Мики. – Ваша сестра что-то говорила накануне? Как она себя вела?

– Она го… говорила, что из тюрьмы перевели па… пациента. И все, – вдруг начал заикаться Мика. – В воскресенье мы виделись на концерте. Ястреб, в смысле, Слава, тоже