Глаза ее были красными, веки припухли.

– Какая Лала? – равнодушно отозвался Мика.

– Это я тебя спрашиваю. Ты постоянно во сне произносишь это имя. Неделю-то точно, – пояснила Катя.

– Двойник Элли, – не задумываясь, ответил Мика, пребывая в состоянии полутранса, – или ее сестра-близнец. Альба Лазурина, принцесса, которая живет в Городе Снегов на большом белом облаке.

Катя посмотрела на него с ужасом.

– Милый, ты бредишь, какой двойник?! Лазурина?! Нет такого имени!

Мика очнулся.

– Мишенька, что ты несешь? – в голосе Кати звенели слезы. – Твоя сестра пропала почти год назад, и…

– Ты же знаешь, я скучаю по ней, – Мика задумался, глядя в потолок. И тут пришла спасительная мысль, как успокоить Катю. Он повернулся и, поглаживая ее большой круглый живот, глядя в глаза, твердо сказал:

– Лазурина – это одно из имен Эл, она такая фантазерка, все время сочиняла что-нибудь. Помнишь, я рассказывал тебе, как она продавщицу в магазине с невидимыми стрижами довела?

– Хочешь, мы назовем дочку Элиной? – Катя потянулась к нему.

– А может, Лазуриной? – отвечая на поцелуй, пробормотал Мика.

– Лазурина – слишком… экзотично, но красиво, конечно, – заметила Катя, – давай остановимся на первом варианте. И, может, ты сходишь к врачу? Ты какой-то… невменяемый последнее время, тебе ничего не надо, как это слово? Апатия у тебя или что там…

Мика вспомнил об отце Ястреба, Андриане Павловиче из Соснового бора, где когда-то работала Элли.

– У меня есть один знакомый врач, визитка где-то была его.

– Так запишись к нему! – обрадовалась Катя. – Хочешь, я съезжу с тобой?

– Нет, что ты, я сам. Если честно, я уже сам от себя устал. Вдруг действительно со мной что-то не так, – ответил Мика. – К тому же, если и правда что-то не так, то белый билет в нашем положении не помешает, верно?

* * *

Иногда тебе выписывают лекарство, которое не помогает.

Иногда то, от которого становится хуже. То есть первую неделю тебе кажется, что все хорошо, ты ощущаешь прилив сил, и мир вроде как разноцветен и прекрасен, несмотря на то что вокруг серо-белая каменная зима.

И вот ты, возвращаясь домой, доставая у подъезда ключи, смотришь в темнеющее небо, и оно внезапно начинает падать на тебя. Голова кружится, внутри все сжимается, и тебя безудержно рвет на корку грязного снега в подтеках собачьей мочи.

* * *

Мика лежал на животе и корчился в судорогах на обледеневшем асфальте. В ушах стоял грохот, как в клубе, и сквозь него доносился тоненький мелодичный звук телефона из нагрудного внутреннего кармана куртки. Руки тряслись, и Мика никак не мог его достать.

– Смотри-ка, тут какой-то алкаш развалился.

– Кажется, он из нашего подъезда, вот молодежь пошла!

Мика поднял голову и увидел пару ботинок.

– Пожалуйста, вызовите скорую, – еле слышно выговорил он. Вернее, ему казалось, что он сказал именно это, но изо рта выходило бессвязное мычание.

Ботинок пнул его в ребра и исчез.

Наконец-то удалось достать телефон. Хорошо, когда есть быстрый набор и можно нажать цифру 1.

– Миша, ты где?

– Катя, скорую.

– Миша, ты пьян?! Ты мычишь, я ни слова не понимаю!

Мика собрал все силы и по слогам произнес:

– Мне плохо. Я тут. Скорая.

Он перевернулся на спину. Тело крючилось в судорогах.

Может быть, вот он, конец? Может быть, это черное холодное небо в мелких сияющих булавках Элли видела в тот день, когда решила уйти? Может, она придет сейчас, чтобы забрать его с собой?

– Если ты есть, Бог, – его губы беззвучно шевелились, – спаси меня. Я не хочу умирать, пожалуйста, спаси меня, Бог.

Над ним появилось белое лицо.

– Миша! Миша! Да, алло, здравствуйте! Мирославская, 26, первый подъезд, человеку плохо, срочно. У него судороги и… Нет, он не наркоман, он мой муж! Спасибо. Очень ждем.

– Катя, – с трудом сказал Мика и закрыл глаза.

– Ты можешь встать? – она наклонилась к нему, чтобы убедиться, что он дышит. – Нет, лучше лежи, тебя всего колотит, господи. Вот так, давай-ка голову мне на колени. Ничего, ничего, сейчас приедут.

Она держала его голову у своего живота, ребенок пинался, но Мика не чувствовал ударов.

Время стало мутной тягучей рекой, и он тонул в ней, не в состоянии сопротивляться. Катя трясла его, и он выныривал из этой черноты, едва разбирая обрывки ее слов, и липкие щупальца снова тащили его вниз.

– Мишенька, Мишенька! Сейчас приедут, слышишь?! Вот уже едут, едут, слава богу! Держись, держись!

Над ним нависло одутловатое лицо с узенькими щелками глаз, Мике посветили фонариком в зрачки, пощупали пульс, и, словно из бочки, медленными басами донеслось:

– Да он наркоман же у вас. Вася, поехали, это не наш пациент. Помрет так помрет, сам виноват.

Где-то далеко звенел Катин голос, и бас что-то ответил ей и умолк, заглушенный ревом мотора.

– Они уехали! Сволочи, уехали! – всхлипывала Катя, вызывая такси. – Алло, девушка, Сосновый бор, да, психбольница. С Мирославской, 26. Пять минут? Очень ждем, спасибо.

Мика не помнил, как таксист затащил его в машину и как Катя рыдала всю дорогу, пытаясь привести его в чувство. Он не помнил, как на вахте она кричала, чтобы кто-то помог донести его до приемного покоя и позвать Андриана Павловича. Не помнил, как его обыскивали и Катя сложила в свою сумку его перочинный нож, телефон и ремень.

* * *

Когда Мика открыл глаза, над ним был белый потолок. Правую руку в локтевом сгибе ломило, и, переведя взгляд, Мика увидел бинт, от которого шла трубка.

– Тебе капельницу поставили, – сказала Катя, поднимаясь с кресла в левом углу палаты, и Мика повернулся на ее голос, – слава богу, ты пришел в себя. Андриан Павлович не мог взять тебя к себе в отделение, там же… преступники. Так что у тебя другой врач. Он сказал, тебе нужно полежать.

– Я лежу, – сказал Мика и удивился сипу вместо голоса.

– В смысле полежать какое-то время, неделю или две, – ласково объяснила Катя, гладя его по голове.

– Катя, спасибо тебе. Спасибо, что привезла меня сюда. Поезжай домой, – сказал Мика, – и не приезжай, пока я здесь. Далеко. И я не хочу, чтобы ты видела меня таким.

– Как же не приезжать? – удивилась Катя, хотя в голосе ее слышались нотки облегчения.

– Береги себя и малышку. Я скоро, – Мика закрыл глаза. – Скоро вернусь. Буду звонить, если разрешат.

Катя поцеловала его потрескавшиеся губы и ушла.

А Мика лежал и вспоминал прошлый январь, пока не провалился в тревожный темный сон, в котором они с Элли были детьми.

* * *

Они стояли во дворце Лазурины.

– Зачем мы опять пришли в твой Город Снегов? – вздохнул