Правой рукой Эгиль вынул нож, уколол конец большого пальца левой, а затем острием нацарапал что-то на поверхности рога.

Руны, с грустью поняла Гуннхильд.

Затем он убрал нож в ножны, взял рог в правый кулак и помазал нацарапанные руны кровью из уколотого пальца. По залу раскатился его голос, похожий на рев медведя:

Рог раскололся на две половины, и пиво пролилось на скамью.

По крайней мере Гуннхильд узнала, что Эгиль силен в колдовстве. Какая же ведьма там, в Исландии, научила его?

К тому же сейчас стояла уже глубокая ночь, а Эгиль был внуком Ночного Волка.

Эйрик напрягся. Большинство мужчин были настолько пьяны, что вовсе не заметили того, что произошло. Несколько, находившихся поблизости, тупо, ничего не понимая, уставились на Эгиля. А тот нашел своими черными глазами взгляд Гуннхильд и усмехнулся.

Эльвир застонал, уперся локтями в колени и стиснул голову ладонями. Эгиль нагнулся к нему. Явная удача, подумала Гуннхильд сквозь легкое головокружение. В противном случае это означало бы, что их обоих ждет различная судьба.

Исландец хлопнул Эльвира между лопатками.

— Ну, ну, — сказал он почти трезвым голосом. — Пора отвести тебя отдохнуть, не так ли? — Он поднялся, протянул руку. Эльвир, покачнувшись, ухватился за нее. Не спрашивая у короля позволения уйти, не сказав вообще ничего, Эгиль пошел к двери, поддерживая своего шатающегося пожилого спутника.

Бард бросился следом за ними. На его лице явственно читался страх и стыд. В руке он держал рог, из которого от спешки выплескивалось пиво.

— Подожди, — крикнул он, — подожди, Эльвир! — Выпей напоследок со мной. Выпей за дружбу!

Эгиль и Эльвир прошли в сени. Бард метнулся следом за ними. Гуннхильд услышала, как он крикнул: «Нет!», — и подумала, что, вероятно, Эгиль выхватил у него рог. А затем снова раздался тот же ужасный голос; слова перемежались громким смехом:

А потом раздался громкий вопль и глухой удар. Два глухих удара. Ветер с воем ворвался в распахнутую дверь, взметнул искры из очагов и задул несколько ламп.

Эйрик одним рывком соскочил с возвышения.

— Принесите огня! — крикнул он. Гуннхильд сидела, застыв на месте.

Но вскоре, на пути из длинного дома в свою спальню, она увидела то же, что и король. Эльвир, растянувшись во весь рост, храпел в луже собственной блевотины. Бард лежал рядом с ним. Меч — это мог быть только меч Эгиля, — вынутый из сложенной в сенях кучи оружия и с быстротой молнии выхваченный из ножен, рассек его поперек до позвоночника. Кишки грудой валялись рядом с трупом, земля была густо залита кровью, в воздухе висело смрадное зловоние.

Еще до того, как королева вышла из зала, дружинники Эйрика обыскали огневой сарай. Разбуженные люди Эльвира непослушными спьяну и спросонок языками рассказали, что Эгиль вбежал в помещение, схватил остальное свое оружие и тут же умчался прочь.

— Тогда, — приказал Эйрик, — захватите все лодки, какие есть на острове. Поживее. Когда рассветет, мы выследим его и убьем.

Ни тогда, ни потом он ни слова не сказал Гуннхильд насчет расколовшегося рога. Возможно, он догадывался о чем-то, но доподлинно ничего знать не хотел. «Неважно, — думала на первых порах Гуннхильд. — Эгиль скоро умрет».

Но, хотя поиски проводились со всем старанием, Эгиля так и не удалось найти.

Прошло почти две недели, прежде чем Торир Хроальдсон прибыл, чтобы предстать перед Эйриком. Король и королева успели переехать в другое поместье. Хотя хёвдинг отправился следом за ними так скоро, как смог, ему все же пришлось совершить трудную сухопутную поездку.

Гуннхильд не присутствовала при встрече — это было делом мужчин, и делом неприятным. Позже муж рассказал ей о том, как она происходила; впрочем, она успела к тому времени узнать все в подробностях от дружинников, которых буквально околдовала своей красотой и ласковыми речами.

Вдоль стен зала стояли вооруженные воины Эйрика. Немногочисленные дружинники Торира оставили свое оружие при входе и ждали, стоя позади своего предводителя, а тот в одиночку вышел к высокому месту и приветствовал короля.

— Ты встретишь здесь не столь радостный прием, как обычно, если укрываешь Эгиля Скаллагримсона, — сказал ему Эйрик. Он никогда не бушевал; его гнев бывал холоден и спокоен.

— Да, он на моей ферме в Сигнафюльки, — ответил Торир. — Я надеюсь уладить дело миром.

— Я не стал бы выслушивать этих слов ни от кого, кроме тебя, да и тебе не стоит надеяться на то, что сбудется по твоему желанию. Почему ты выступаешь в его защиту? Я считал тебя благородным человеком, Торир.

Хёвдинг вспыхнул, но остался неколебим.

— Без преданности нет благородства, король. Я пришел сюда ради брата Эгиля Торольва, который не один раз сражался на твоей стороне, и ради моего сына Аринбьёрна, чьим другом является Эгиль. Аринбьёрн поклялся, что в этом деле примет ту же самую судьбу, что и его друг. — Торир немного помолчал. День был облачным, но в дыму то и дело вспыхивали полосы солнечного света. — Ты можешь сказать: юношеская опрометчивость, но мой сын непреклонен, когда речь заходит о его клятвах, а я встану рядом со своим сыном. Он говорил, что хотел бы стать твоим человеком, если ты его возьмешь.

Эйрик был холоден, как будто и не слышал этого предложения.

— Ты знаешь, что сделал Эгиль?

— Он не скрывал этого. Он мог быть груб, но не совершил подлости. И учти, король, доплыть от Атлею до острова Сауд по этим морям — немалый подвиг.

— Там он убил еще троих моих людей, а остальным пришлось из-за него долго сидеть на острове.

То тут, то там воины улыбались в усы, сдерживая, впрочем, смех. Та драка, о которой говорил Эйрик, имела и свою забавную сторону. Впрочем, спутники Торира сохраняли серьезность. Им, возможно, предстояло сегодня погибнуть, сражаясь за своего господина.

А Эйрик продолжал:

— Возможно, тебе неведомо, что я установил охрану возле каждого корабля и лодки. Когда мы не смогли найти его на Атлею, я разослал отряды по всем близлежащим малым островам. После этого я должен был уехать, но вести догнали меня. Девять человек высадились на Сауд. Трое остались возле лодки, остальные отправились на поиски. Эгиль выбрался из своего тайного убежища и напал на тех троих. Друзья нашли их убитыми, а лодка исчезла. Они просидели там несколько дней и ночей, прежде чем кто-то заметил их костер и вывез их с острова. И то, что им пришлось зарезать для еды скотину, которая там паслась, тоже говорит против Эгиля.