Что делать со стигматизацией материнства

Дискриминации в России подвергаются не только разного рода меньшинства. Матери сталкиваются с ней на каждом шагу. С одной стороны, государство принимает меры для повышения рождаемости: материнский капитал, брошюры о «женском предназначении» и семейных ценностях в женских консультациях, оплаченные Минздравом статьи в женском глянце о прелестях материнства. С другой – на деле прав и свободы у женщины после рождения ребенка резко становится меньше. Кормишь грудью на публике? Готовься к порицанию [79]. Хочешь пойти с ребенком в музей? Жди возмущения [80]. Долго была в декрете? Прощайся с карьерой! [81] Летишь в самолете с младенцем? Будет возмущение на весь фейсбук! [82] Вывела ребенка на прогулку без шапки? Выслушай непрошеный совет! В общем, родила – чувствуй себя максимально неудобной.

«Мы сталкиваемся со стигматизацией каждый раз, когда видим в интернете хэштег #яжемать, – считает Елена Боровая, журналистка и ведущая ютьюб-канала „Мать года“. – Найдутся тысячи людей, которые скажут, что ничего не имеют против публичного грудного вскармливания, но „вообще-то лучше прикрыться“. Но это не их дело – как и любой другой личный выбор любых других людей. Токсичные шутки, мемы про матерей, обесценивающие комментарии в интернете ведут к тому, что женщины, стремясь заслужить одобрение, могут перестать слышать себя и открыто говорить о своих желаниях».

Сегодня матерям в России приписывают огромное количество пороков: от отсутствия критического мышления до любви ко всему бесплатному. Еще одна частая проблема, связанная с этим, – нарушение границ. «Непрошеные советы можно услышать от старших родственников, людей на улице, комментаторов в интернете, – говорит Елена. – Чаще всего люди оправдывают свое поведение заботой о будущем ребенка. Мне хочется обнять каждую маму, которая с этим сталкивается. Страх встретить осуждение может вылиться в недовольство жизнью и собой, эмоциональные срывы, депрессивные состояния и нарушение контакта с ребенком. А винить в произошедшем она будет себя и свое материнство. Так не должно быть!»

Как бороться со стигматизацией? Елена Боровая уверена: распространяя знания. «Нужна доступная и правдивая информация о том, каково быть матерью, с чем женщине придется столкнуться после родов, какие существуют возможности и сервисы, облегчающие жизнь родивших женщин. Это может повысить общественную способность к эмпатии и принятию».

«Главное, что мы можем, – это не делать вид, что послеродовой депрессии не существует, – говорит психолог Вера Якупова. – Я считаю, что просвещение – первый шаг, а заблаговременное информирование о депрессии – отличная профилактика».

По словам Елены Боровой, победу над стигматизацией может приблизить даже качественная инфраструктура: например, приятные и чистые комнаты матери и ребенка в торговых центрах, доступность транспорта, пандусы для колясок в переходах и подъездах. «Поможет социальная реклама, которая будет объяснять далеким от родительства людям, в чем интересы и потребности тех, кто выбрал путь рождения и воспитания детей. Есть расхожий и очень правильный аргумент: даже те люди, которые не любят детей, сами когда-то ими были. Для меня стигматизация материнства – в некотором роде стигматизация жизни, ее естественных процессов. Хотелось бы, чтобы общество было милосерднее и толерантнее, чтобы люди уважали не только собственные границы и научились ставить себя на место других».

Как депрессия изменила мою жизнь

Я не помню той удивительной минуты, когда мне стало хорошо. Пожалуй, мне становилось лучше постепенно. Я принимала антидепрессанты и нейролептики в общей сложности полтора года. К концу этого срока я поняла, что хочу скорее закончить лекарственную терапию: надоели и побочные эффекты, и ограничения, а состояние казалось стабильным. Тогда я перестала ходить на приемы к психиатру, который наблюдал меня в больнице и настаивал на длительном медикаментозном лечении после выписки, и нашла нового, который согласился постепенно снижать дозы лекарств. В начале лета 2018 года я оставила в прошлом и депрессию, и лечение.

Тогда же, в июне, я нашла новую психотерапевтку (до беременности я проходила психотерапию больше пяти лет с перерывами), с которой продолжаю работать и сейчас. Мы много говорим и о депрессии, и о повышении качества жизни после драматических событий. Прорабатываем мои запросы, связанные с отношениями с мужем и ребенком, самоуважением и отстаиванием личных границ, работой. Психотерапия очень помогает мне, дает пищу для размышлений, позволяет видеть то, что сложно заметить без опытного и внимательного специалиста. Я очень рада, что живу в то время, когда такой способ самопомощи становится нормой.

На работу я вышла, когда сыну было чуть больше года. Это казалось правильным и логичным шагом. Я не жалею о нем, но восстанавливать утраченный контакт с Ильей мне пришлось долго. Какое-то время я возвращалась с работы домой, а мой ребенок плакал и сопротивлялся, зная, что ему предстоит провести несколько часов в моей компании. Я потратила много сил, чтобы он признал меня и наконец поверил в меня как в значимого взрослого, рядом с которым спокойно, безопасно, а временами даже весело. Сейчас ему два с небольшим года, и у нас очень нежные отношения: он называет меня «мама́», делая ударение на последнем слоге на французский манер, требует моего участия в играх, пытается помогать готовить и любит хохотать и дурачиться со мной. Когда я прихожу домой с работы, он улыбается и бежит обниматься.

Моя депрессия существенно сказалась и на отношениях с мужем: для него период, когда он был единственным дееспособным родителем нашего сына, не прошел бесследно. У Данилы тоже есть неприятные психологические последствия, с которыми он работает. Вместе мы ходим на семейную психотерапию, чтобы окончательно оставить позади этот этап нашей совместной жизни и чтобы наши отношения продолжали гармонично развиваться.

Иногда мы говорим о том, чтобы завести еще детей, но всегда приходим к выводу, что это не для нас. Муж не готов к повторению моей депрессии и не хочет снова в одиночку проходить через невозможность выспаться и необходимость все эмоциональные и физические ресурсы направлять на удовлетворение потребностей младенца. У меня тоже недостаточно смелости, чтобы снова пройти через этот кромешный ад (хотя я знаю, что депрессия может и не повториться). Когда меня спрашивают о расстройстве, я отвечаю, что в моей жизни бывало всякое, но тот период определенно самый страшный.

Мой круг общения после депрессии не изменился. Правда, я реже вижусь с друзьями – но это потому, что родительство занимает почти все свободное время. При этом я верю, что наша дружба в силе – пусть мы редко видимся и мало говорим по телефону. Я не рассказывала свою историю за пределами круга близких людей – о ней знают только некоторые друзья и родственники. У