— Молодец! Предлагаешь мне забыть обо всем? Просто позволить семье распасться, разрушить жизнь мамы и бабушки с дедушкой…

Он мысленно выругался. Джина годами несла свой крест. Если бы ее родители были сейчас здесь, то он без малейших колебаний послал бы их ко всем чертям за то, что они сотворили с душой этой девочки.

— Ты способна любить, заботиться, быть верной, Джина. Но ты изменилась: стала сильнее, мудрее и можешь сама делать выбор в своей жизни.

Слезы потекли по ее щекам.

— Ты считаешь, я бы выбрала обнародование скандальной истории моей семьи по радио без всякого предупреждения?

— Нет. Но сделанного не вернешь, — тихо сказал он, вытирая мокрые дорожки на щеках любимой. Она отстранилась от его руки. Фрэнк продолжал:

— Твои родители решили все задолго до твоего рождения. Ты не можешь вернуться в прошлое, ты вылезла из своей скорлупы и должна научиться справляться с проблемами, как взрослая женщина, которой ты стала, а не как беспомощная наивная девочка, которой еще недавно была.

Она посмотрела на Фрэнка, как будто он ударил ее.

— Ты думаешь, что переспал со мной, и теперь знаешь меня лучше, чем все остальные люди?

Он кивнул.

— Да, я так думаю и не хочу терять настоящую тебя. Джина, ты должна сделать выбор. Двигайся вперед. Поддерживай семью, но не изменяй себе. Пойми, что не несешь ответственности за жизнь и счастье окружающих. — Он помолчал. — Или иди назад. Опять стыдись, скрывай правду. Пусть они снова превратят твое появление на свет в позорную тайну.

Она закусила губу, пытаясь смахнуть слезы. Фрэнк взял в ладони ее лицо, провел пальцами по шелковистым волосам.

— Пожалуйста, двигайся вперед, Джина. Со мной. Оставайся женщиной, которую я полюбил. Она прижала руки к груди:

— Это не честно, Дэвис. Как ты смеешь говорить мне о любви сейчас, когда выбил почву у меня из—под ног? Когда предал меня?

— Я не предавал тебя! — Он приподнял ее подбородок, заставляя посмотреть в глаза. — Даю слово. Я не говорил Терри, что Марвин — твой отец.

Джина смотрела на Фрэнка. Он не отвел глаз, молча призывая ее поверить ему. Они так хорошо узнали друг друга за последние недели, что она беспрекословно должна была поверить ему, стать открытой, любящей женщиной, которая доверяет голосу сердца и инстинктам, а не сомнениям и обидам.

Спустя несколько секунд, которые, казалось, длились вечно, она отвела глаза.

— Я все равно не верю тебе. — Джина отодвинулась. — А теперь мне надо решить, что делать с этим кошмаром.

Отвернувшись, она вышла.

Что—то внутри у Фрэнка умерло. Он рискнул и признался в любви. И проиграл. Его Джина ушла.

Вернувшись домой, она обнаружила, что ее мать, Лора, звонила уже два раза. Одна из маминых подружек еще со времен колледжа жила в Чикаго и, по—видимому, слушала передачу.

В первом сообщении мать просила Джину сразу же перезвонить ей и рассказать, что случилось. Но уже через минуту она распорядилась иначе, потребовав перенести звонок на завтра. Значит, отчим уже в курсе.

Первым порывом Джины было прыгнуть в машину и поехать в Юту. Но она сдержалась. Несмотря на боль, которую Фрэнк причинил ей на радио, она понимала, что тот прав. Теперь ничего нельзя было сделать, чтобы помочь матери. Черт, да она самой себе не могла помочь.

Как больно! Джина никогда в жизни не ощущала такой боли, даже в ту ночь, когда узнала, что отец не был ее настоящим отцом.

У Джины не было шансов поговорить с матерью до субботы. Она избегала журналистов и не поднимала трубку, когда на автоответчике появлялся незнакомый номер. Номер Фрэнка не появился ни разу.

Один раз она беседовала с отцом. Разговор получился тяжелым. Марвин явно обиделся на реакцию Джины после случившегося — Ты знаешь, на свете есть люди, которые предпочли бы, чтобы весь мир узнал, что их отец — я, а не этот ханжа, за которого вышла замуж твоя мать.

Джина вздохнула:

— Марвин, я знаю, это сложно понять. Извини, если тебе кажется, что я стыжусь тебя. Это не так.

— А мне кажется, что именно так. Месяц назад Джина заплакала бы и начала молить о прощении, но теперь все было по—другому.

— Добро пожаловать в мой мир, — тихо сказала она.

— Что?!

Джина прокашлялась.

— Ты все прекрасно слышал. Я понимаю твои чувства, потому что ощущаю то же самое.

— Я полюбил тебя, как только получил письмо! — В его голосе звучало негодование. — Это твои мать и отчим во всем виноваты.

— Подожди секундочку, — прервала она отца. — Я тоже была там, помнишь? Тебя вполне устраивала дочь на две недели. Ты любил играть в папочку, баловал меня, а потом возвращал к обычной жизни. Я знаю, что ты любишь меня, Марвин, — мягко продолжала она. — Но давай признаем правду: тебе не нужна была дочь—подросток. Мамино решение было идеальным. Казалось, все были счастливы.

Наконец, после напряженной паузы, он спросил:

— Все, кроме тебя?

Джина не ответила. Она положила трубку и все еще продолжала думать об этом, когда позвонила мать:

— Мам, ты в порядке? Я весь день ждала твоего звонка.

— Все хорошо, доченька, — ответила Лора. — Мы с отцом замечательно поговорили.

Джина знала, что мать имела в виду отчима. Отца она называла только Марвин.

— Отец нормально воспринял новость? Лора нервно рассмеялась:

— В общем, да. А недавно отправился поговорить со своими родителями и пока не вернулся.

— А как Джастин?

— Мы все рассказали твоему брату утром. Думаю, через пару дней с ним все будет в порядке.

— Я позвоню ему.

— Это было бы отлично, Джина. Уверена, он будет рад услышать твой голос. Только подожди до понедельника. Сейчас ему лучше обдумать все самому.

Джина закрыла глаза и вздохнула:

— Мне очень жаль.

— Почему? Все отлично! Я рада, что вышла замуж за такого понимающего и всепрощающего человека.

Джина не удержалась:

— Ты, наверное, шутишь? Мам, он наказывает тебя с момента моего рождения.

— Джина Лейк!

— Будь честна хотя бы с самой собой. Он не должен был опасаться огласки, не должен был превращать мое рождение в тайный позор семьи. Но, выходит, карьера для него была важнее? Иначе, он бы не стал держать нас столько лет в кошмарном напряжении… Прости, мам, но это мое мнение.

Мать расплакалась. Джина заплакала вместе с ней, извиняясь за резкость и почти жалея о своей откровенности. В конце концов все эти годы она молчала.