Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мелодия сменилась, зазвучала песня «Сегодня вечером» в исполнении Джона Ледженда.
– Потанцуем?
Томас взглядом следит за тем, как кардиган, соскользнув с моих плеч, опускается на диван. Поднимаясь на ноги, свободной рукой он потирает сзади шею.
Знакомый жест.
Выглядит он бледнее, чем обычно.
Наши тела, сливаясь в танце, образуют единое целое, как в день свадьбы. Словно мышцы навсегда запомнили, как это было тогда.
Песня кончается. Томас снимает очки и прижимает к вискам большой и указательный пальцы. Морщится.
– Тебе нехорошо?
Он кивает.
– Может, в торте были орехи?
Опасность ему не грозит. Его аллергия не представляет угрозы для жизни. Но ее может спровоцировать даже крошка фундука.
Единственный побочный эффект – жуткая головная боль, которую алкоголь только усугубляет.
– Вообще-то, я уточняла в кондитерской… – Мой голос постепенно затихает. – Пойду принесу воды.
Пять шагов в сторону кухни, где на столе все так же лежит его телефон.
Томас уже стоит ближе к лестнице.
И это важно. Он будет более склонен думать, что свои следующие действия он совершает по собственному почину, а не потому, что к этому его вынудили хитростью.
– Может, примешь «Тайленол»? Он в аптечке наверху…
– Спасибо, я мигом, – говорит Томас.
Его тяжелые шаги поднимаются по лестнице, потом звучат у меня над головой, направляясь к ванной.
Я заранее просчитала время с секундомером. Томас будет занят не более полутора минут. Надеюсь, мне этого хватит, чтобы выудить нужную информацию.
Стали бы вы читать SMS-сообщения, адресованные вашему супругу или партнеру? Это один из первых вопросов, что я задаю, собирая материал для проведения комплексного анализа морально-этических принципов.
В качестве пароля Томас обычно указывает месяц и день своего рождения.
Пароль остался прежним.
– Лидия? «Тайленола» в аптечке нет, – несется сверху его голос.
Я быстро подскакиваю к лестнице, но когда отвечаю ему, голос у меня ровный, спокойный.
– Посмотри получше. Я недавно покупала.
«Тайленол» в аптечке есть, только он заткнут за новой упаковкой крема для ухода за кожей. Одного беглого взгляда недостаточно, чтобы его найти.
Скрип половиц свидетельствует о том, что Томас возвращается в ванную.
Стакан воды для него налит. Я касаюсь зеленого значка на экране его телефона. Просматриваю сообщения и номера телефонов.
Фотокамера моего телефона наготове. Быстро, но методично я фотографирую длинный список последних звонков Томаса. В его сообщениях нет ничего примечательного, я оставляю их без внимания.
Прежде чем щелкнуть камерой, я старательно беру в фокус очередное изображение, чтобы каждая цифра читалась четко и ясно: нельзя жертвовать качеством ради скорости.
В доме тихо. Слишком тихо?
– Томас? Ты там жив?
– Да, – отзывается он.
Возможно, прикладывает на пульсовые зоны смоченные в холодной воде салфетки.
Я продолжаю фотографировать, засняв, наверно, тридцать пять телефонных звонков. Некоторые номера указаны в контактах под знакомыми именами: стоматолог Томаса, его партнер по сквошу, родители. Другие – в совокупности восемь позиций – мне неизвестны. Но все имеют коды различных районов Нью-Йорка.
Список удаленных номеров тоже фотографируется. Среди них есть еще один незнакомый телефон, с кодом 301.
Не составит труда определить, насколько невинны эти номера. Если по какому-то из них ответит мужчина или выяснится, что данный телефон принадлежит организации, звонок будет тотчас же прерван, а сам номер – вычеркнут из списка.
Если ответит женщина, звонок тоже будет немедленно прерван.
Но сам номер будет сохранен для дальнейшей проверки.
Телефон Томаса возвращен на прежнее место. Стакан воды я несу в библиотеку.
Он должен бы уже вернуться.
– Томас? – Он не откликается.
Я встречаю его на верхней площадке лестницы. Он как раз выходит из спальни.
– Нашел?
Вид у него теперь совсем больной. Ему потребуются три таблетки аспирина и длительный отдых в затемненной комнате.
Вечер придется спешно завершить.
В глазах Томаса угасла надежда на дальнейшее интимное сближение.
– Нет. – Видно, что он страдает.
– Сейчас найду.
В ванной он щурится от яркого света. Производится осмотр аптечки. Дорогой увлажняющий крем отодвинут в сторону.
– Вот он.
Спустившись вниз, Томас глотает три таблетки. Предлагаю ему отдохнуть на диване.
Он качает головой и морщится: движение отзывается болью.
– Пожалуй, я лучше пойду, – говорит он.
Я достаю из шкафа его пальто, протягиваю ему.
– Твой телефон, – он чуть не забыл его на кухонном столе.
Подавая Томасу телефон, я бросаю мимолетный взгляд на экран – удостоверяюсь, что он автоматически заблокировался.
Томас прячет телефон в пальто.
– Прости, что испортил вечер, – извиняется он.
– Завтра прямо с утра позвоню в кондитерскую. – Пауза. – Женщина, что меня обслуживала, должна знать про свою ошибку.
Завтра я позвоню по поводу ошибки. В этом я не солгала.
Только не тем, кому нужно, с точки зрения Томаса.
10 декабря, понедельник
В доме доктора Шилдс ничто не является для меня сюрпризом.
По понедельникам в утренние часы я часто прихожу в чужие дома делать макияж, и везде налицо признаки деятельности, которой хозяева были заняты в выходные: на журнальном столике – воскресный номер «Нью-Йорк таймс», на сушке у раковины – перевернутые бокалы для вина, у входа – детские бутсы и щитки.
Но, звоня в дверь дома доктора Шилдс, я рассчитывала увидеть интерьеры в стиле «Architectural Digest» – приглушенные тона, изысканная мебель, выбранная для того, чтобы услаждать взор, а не по принципу комфортности и функциональности. И не ошиблась. Дом доктора Шилдс – продолжение ее безукоризненно элегантного врачебного кабинета.
Она встречает меня на пороге, забирает мою куртку, приглашает пройти в просторную солнечную кухню. На ней кремовый свитер с высоким воротом и темные облегающие джинсы; волосы собраны в низкий хвост.
– Вы только что разминулись с моим мужем, – говорит она, переставляя со стола в раковину две одинаковые кофейные чашки. – Я надеялась вас познакомить, но, к сожалению, он торопился на работу.