Тереза свернула с дороги во дворик, Спенсер пошел следом.

– Эй, – крикнул я и бросился их догонять.

– Вот черти! – пробурчал отец за моей спиной и нехотя потащился за нами.

Спенсер с Терезой шли рядом, наполовину окутанные тьмой. Я ускорил шаг и поравнялся с ними. У границы Терезиного дворика мы остановились. Где-то невдалеке кто-то звал кошку. Я понял, что звали именно кошку, по тому, как замирал голос в конце – не ожидая ничьего ответа.

– Я не хочу домой, – проговорила Тереза из ниоткуда.

– Может, пойти его поискать? – прошептал Спенсер и ухмыльнулся.

Нам не надо было спрашивать, кого он имел в виду. У меня подкосились коленки. Я прекрасно знал, что все мы одного возраста с Эми Арделл, но до той минуты как-то не придавал этому значения.

– Давайте, я буду Эми, – предложила Тереза и рухнула спиной в снег.

Что-то пронеслось по ней с такой скоростью, что она даже ничего не поняла – только охнула и резко выпрямилась. Отец прошептал: «Господи!» и рухнул на колени. Я отскочил назад, Спенсер тоже.

– Кошка, – констатировал Спенсер. – Маленький серый котенок.

– Терпеть не могу кошек, – буркнул отец, поднимаясь на ноги.

Тереза снова улеглась на спину. Теперь она раскинула руки, изображая снежного ангела.

– Видишь? – спросила она, но я так и не понял о чем.

Она лежала в этой позе, пока отец не протянул ей руку, помогая подняться.

Доктор ждал у раздвижной стеклянной двери. Он был в красном свитере, стоял, скрестив руки на груди.

– Спасибо, что привели ее, Джо, – сказал он моему отцу, не отрывая, однако, взгляда от дочери.

– Не проблема, – ответил отец. Мы все смотрели на Терезу. Немного погодя он спросил: – С ней все нормально?

– Не знаю, – сказал доктор, что страшно меня напугало. Я в жизни не слышал, чтобы он позволил себе в чем-нибудь усомниться, тем более относительно своей дочери.

– Господи, да все со мной в порядке! – прошипела Тереза и приплясывая поскакала в дом.

– Уж это точно, – подтвердил я.

Тьма наплывала на нас, как разлитая краска. Наконец доктор удалился, и мы двинулись в обратный путь.

– Какая-то она сегодня странная, – тихо сказал мне Спенсер.

Я кивнул.

– Даже больше, чем всегда.

Что правда, то правда. За неделю до зимних каникул она заявила, что мы со Спенсером ее отвлекаем, и потребовала, чтобы мисс Эйр пересадила ее за «Стол одиночества» в левом углу класса рядом с доской, который держали специально для провинившихся. Нас со Спенсером уже несколько раз отправляли туда за «сприцепинг». А в перемену она взяла манеру высвистывать нас на улицу, а сама пряталась в лесу. Иногда она сидела там до самого звонка. А потом мы видели, как она выплывала из-за деревьев и, пригнув голову в белой шляпке, пробегала по опустевшей асфальтовой площадке.

Когда мы пришли домой, мать сидела в темной гостиной. Мы даже не поняли, что она там, пока не включили настольную лампу возле дивана.

– Спасибо, что выполнили мою просьбу и поехали на машине, – проговорила она ледяным тоном, обращаясь, судя по всему, не только к отцу, а ко всем троим. После чего гордо прошествовала в свою спальню.

Отец тяжело вздохнул; вид у него был измученный.

– Постарайтесь не слишком шуметь. Маме надо как следует выспаться. Мне, впрочем, тоже.

Мы отправились в мою комнату, но играли не долго. Погоняли сначала две машинки «Хот-уилз» по ящику для игрушек, а потом я достал фотографии бейсболистов, и мы стали читать надписи на оборотах. Около полуночи в дверях появилась мама – она пришла выключить свет. Обычно в это время я уже спал.

– Вам не страшно? – спросила она, когда мы забрались в постели.

Я ответил «нет», имея в виду, что мне не только страшно. Меня даже радовали и эти напряженные вечерние прогулки, и странные школьные собрания, и мои друзья.

Спенсер же ответил «да», и тогда мама подошла к нему, поцеловала в лоб и сказала, что это правильно. Потом она закрыла дверь, но не плотно, и без лишних вопросов оставила в ванной свет.

Однако нам не спалось. Мы встали, разложили мой новый автотрек «Тайко» и принялись по очереди гонять машинку по единственной работающей дорожке. Трек был в форме восьмерки, с трамплином, который так и не установили, потому что внутренняя дорожка обломилась еще в тот день, когда мы его собирали. Пульты были пластмассовые, сделаны кое-как, да еще и слишком тугие, что хорошо ощущалось при нажатии пускового механизма, превращавшего игрушечную машинку в живое существо.

Не помню, где провел ту ночь Брент – может, тоже у кого-то ночевал. Мы стали спать в разных комнатах с моих семи лет. Помню только, что мне немного взгрустнулось. Сколько лет уже мы с братом не играли по ночам.

В конце концов мы со Спенсером снова забрались в постели. Я лежал, изо всех сил генерируя сонные мысли. Но так ни одной и не нагенерировал.

– Мэтти, – позвал Спенсер. Я свесился с верхней койки и посмотрел на него. Он лежал, опершись на локоть, и больше походил на тень, чем на существо из плоти и крови. Второй рукой он сосредоточенно водил по простыне. – А как ты думаешь, что он делает с теми, кого сцапает?

– Связывает, наверное.

Я откинулся на спину и закрыл глаза.

Брент лежит в каком-то подвале, свернувшись калачиком на бетонном полу у старой топки, из которой время от времени доносятся бухающие звуки, как будто в ней кто-то есть и вот-вот выскочит. Окно под потолком задернуто белой шторкой, лампа верхнего света облеплена крылышками насекомых, кругом трубы. Снеговик является как тень, и Брент кричит ему: «Пошел вон!» – но вместо слов вылетает какое-то кваканье, губы напряженно втянуты – как у наездников на ярмарочных бегах.

– Он их кормит? – спросил Спенсер в полузабытьи, как будто ему снился тот же сон.

– Мясом по-боярски.[60]Он хочет, чтобы им было вкусно.

– А на десерт?

– Шоколадный мусс.

– Фу, гадость, – фыркнул Спенсер. – Мама говорит, от него бывает рак.

– Я слышал, один парень подцепил рак от двойного гамбургера.

– Не мели чепуху!

– В мясе была опухоль. Парень кусанул, она лопнула и брызнула ему в лицо, а потом у него нашли рак.

– Ты больной, Мэтти.

– За что купил, за то и продаю.

Это была дивная ночь.

На следующий день мы со Спенсером пошли завтракать в «Бургер-Кинг». За ночь нападало много снега. Мир снова казался привычным, не считая маленьких ладошек, нарисованных красной краской на каждом втором окне.