Полина Охалова

Еше раз по поводу мокрого снега

Глава первая

Отхлебнув из чашки кофе, Ксения Петровна, как и вчера, вспомнила Достоевского — «мокрый снег без ветру и у всех прохожих бледно-зеленые, больные лица», — все, как Родя Раскольников любил. Федор Михайлович настойчиво напрашивался в компанию во время утреннего кофепития, потому что стоял ноябрь и за окном в утренннем белесом питерском мороке постепенно проступали очертания двора-колодца. Даже и не двора, а просто колодца, образованного четырьмя стенами домов. Взгляд упирался в окно напротив, всегда наглухо задернутое выцветшей занавеской. Голубь примостился на подоконнике, какое-то время посидел неподвижно, посмотрел гипнотически-хищным взором и вдруг взмыл, оставив на стекле серый, глинистый прощальный привет. Птицы мира, как водится, гадили исправно.

«Ну что ж, это Питер, детка, — сказала вслух Ксения Петровна, — не о том ли ты мечтала, дорогуша!».

В странной квартирке на 14 линии Васильевского острова с длинным коридором, кухней, размером со спичечный коробок, какой-то кособокой гостиной и маленькой спаленкой-кабинетом Ксения Петровна оказалась благодаря своей давней знакомой, риэлторше с филологическим анамнезом. Квартира пустовала, скучая в ожидании результата сложного многоступенчатого обмена, и хозяева согласились ее сдать за вполне умеренную цену — но не дольше, чем на три месяца. А больше Ксении и не надо, именно на три месяца и была рассчитана ее работа в Питере по гранту.

Повезло старушке, — не раз думала Ксения, — обычно в грантовые компании берут своих или молодых, амбициозных, крепкозубых, которым нужны «очки, голы, секунды», то есть международные конференции, престижные публикации, конвертируемые в современном вузе в презренный, но вожделенный металл, а тут, пригласили ее, преподавательницу из провинции уже пенсионного в общем-то возраста. Каким образом так звезды сошлись и карты легли, она и выяснять не хотела. Свезло, так свезло. И на старуху бывает везуха.

Оторвав взгляд от окна, где мокрый снег в безветренном замкнутом пространстве колодца скользил, как по натянутым нитям, из ниоткуда в никуда, Ксения вздохнула и начала собираться в библиотеку. Впрочем, какие теперь сборы — раньше на одну оторочку ресниц и полировку губ уходило полчаса, а сейчас — все в сумку покидать, да и в путь. Главное в сумку-то все покидать, не оставить дома кошелек или читательский билет или, не приведи господь, очки. Да, настают последние времена, матушка, последние: перед уходом надо себя охлопывать да ощупывать все ли при тебе и на тебе, и в себе ли ты сама-то, вообще говоря. «Ладно, не преувеличивай, мать, — постаралась приободриться Ксения. — Какие наши годы, еще и шестидесяти нет, молодость нашей старости, порох в пороховницах, бабка-ягодка опять и все такое». Шестидесяти на самом деле еще не было: до юбилея почти три месяца.

Проведя сеанс оптимистической подзарядки, Ксения довольно бодро спустилась с пятого этажа (дом был построен на заре прошлого века и лифтом не обзавелся) и направилась в Публичку, которую она так и не привыкла величать Российской национальной библиотекой. С 14 линии «Васьки» до Садовой, до «Катькиного садика», как говорили те же, кто называл Васильевский остров Васькой, идти было около часа, а то и больше, но Ксения любила ходить пешком и старалась каждый раз придумать новый маршрут. Перейдя через Малый проспект, она нырнула в анфиладу проходных дворов, которую разведала накануне и потому сегодня шла быстро и решительно, ощущая себя чуть ли не питерским старожилом, вспоминая студенческие годы, проведенные на филфаке ЛГУ, тогда еще имени людоеда А. А. Жданова. Пыталась припомнить, ходили ли они в молодости этими маршрутами? Тут вроде где-то на углу была забегаловка, бар что ли? Нет, какой, к черту, бар в советское-то время: кафешка или рюмочная. Или пельменная? Пытаясь избавиться от нахлынувших горлом воспоминаний о липких пластмассовых столах и слипшихся мучных пельмешках, Ксения Петровна прибавила шагу, споткнулась и неловко повалилась на правый бок. Она еще не успела, чертыхаясь, приземлиться на грязный мокрый снег, как слева свалился с крыши здоровенный кусок спрессованного снега. Несколько дней назад на город обрушился неожиданный для конца ноября снегопад, потом подморозило, а теперь потеплело, — все эти природные сюрпризы горожанам — как снег на голову — и в самом буквальном смысле. Ксении почему-то припомнились достославные матвиенковские сосули, и она рассмеялась. Со стороны, наверное, замечательное зрелище — валяется тетка на боку в грязной мокроснежной жиже и нервно смеется. «Сумасшедший дом на прогулку вывели», — вспомнилась цитата из фильма «Пять вечеров». Ксения была набита цитатами, как мешок деда Мороза подарками.

— Женщина, Вам плохо? Вам помочь? — услышала над собой мужской голос.

— Нет-нет, спасибо, я просто споткнулась неудачно! — Но мужчина средних лет уже протягивал ей руку, помогая подняться.

— Все в порядке», — спросил он? — Повезло Вам, можно сказать.

Ксения посмотрела на обледеневший снежный пласт, расколовшийся на несколько плотненьких кусков причудливых форм, и запоздало испугалась, поняв, что, не завались она на правый бок, этот природный гнев обрушился бы прямехонько на ее макушку. А так она отделалась только мокрым и грязным пятном на брюках и рукаве куртки. Но попытавшись идти вперед, она поняла, что, судя по всему, подвернула лодыжку, и каждый шаг давался с болью. Теперь уж не до пеших прогулок. Не полюбоваться ей, как Родиону Романовичу, на прекрасно-зеленые лица петербуржцев. Прикрывая предательское пятно сумкой, Ксения поковыляла к троллейбусной остановке. По дороге ее задел плечом, почти вытолкнув с тротуара, какой-то веселый молодой атлет, а когда она, прождав почти двадцать минут, влезла в троллейбус, то обнаружила, что забыла купленный накануне проездной, и пришлось долго ковыряться в сумке в поисках мелочи под презрительным и нетерпеливым взором девушки-кондуктора.

«Ну будем считать, что это последняя неприятность на сегодня, кошелек-то хоть не забыла и не потеряла при падении, — попыталась подбодрить себя Ксения, впрочем, без особого успеха. Она знала за собой такую особенность — если начались какие-то мелкие пакости, то они будут сыпаться из рога изобилия, пока рог не опустеет. Но зато уж после полосы невезения обязательно последует череда удач. Так что надо просто перетерпеть и не придавать значения всей этой чепухе.

Глава вторая

За чтением журналов позапрошлого века в тишине старомодного читального зала Ксения Петровна не только забыла об утренних неприятностях, но и вообще потеряла счет времени. Но «желудок — верный наш брегет» напомнил, что пора бы и подкрепиться. Ксения отложила пахнувший книжной пылью том «Библиотеки для чтения» и отправилась в столовую. Поставив на поднос набор еды с