совсем немного. На ряде памятников Крита и материковой Греции встречается изображение людей, совершающих сакральные обряды и одетых в звериные шкуры[494]. Видимо, здесь сохранялся древний тотемистический обряд, когда человек, ощущая себя связанным с тем или иным видом животного, одевался в его шкуру. Несомненно, отзвуками далеких преданий о происхождении от животного предка-тотема являются мифы о рождении тех или иных существ от териоморфного отца и женщины. Но характерно отношение общества изучаемого времени к таким порождениям, как Минотавр: критский царь укрывает его в покоях огромного дворца-лабиринта, и все же Тесей убил это чудовище[495]. Все же реминисценция тотемистических воззрений сохранялась в виде отдельных атрибутов или ритуальных обрядов того или иного раннегреческого культа[496].

Усложнение религиозного мировоззрения и выработка представлений об олицетворенных и обожествленных силах природы сопровождались обожествлением не только природных явлений, но и природных творений — представителей растительного и животного мира. В этот поток, вероятно, влились и древнейшие тотемистические культуры, которые постепенно утратили свое особое генеалогическое значение. Давний культ растений[497] в жизни земледельческого населения Греции играл большую роль в изучаемый период. Многочисленные изображения священных растений и деревьев и ритуальных обрядов, совершавшихся ахеянами возле них, свидетельствуют сколь сильны были религиозные воззрения, связанные с дендролатрией в додорийской Греции[498]. Почитались не только культурные растения, от которых зависела жизнь земледельца. Древнейшее, еще пеласгических времен, святилище в Додоне сложилось вокруг могучего дуба, в котором обитал Зевс (Od., XIX, 296—297). И вообще дуб считался принадлежащим этому верховному богу греков, если он рос даже в чужой земле (например под Троей. — Il., VI, 60). Также и платан имел священное значение[499]. Особо отметим пальму — согласно сведениям «Одиссеи» (VI, 162), это дерево было посвящено Аполлону. Но, судя по многочисленным изображениям на резных камнях[500], почитание пальмы связывалось и с другими божествами, некоторые из которых остаются пока неизвестными.

В круг верований греков эпохи бронзы входило почитание некоторых животных. Имеющиеся свидетельства позволяют заключить, что зоолатрия не занимала сколько-нибудь важного места в общей системе религии изучаемого времени. Священные животные уже тогда считались атрибутами богов, следовательно, играли подчиненную роль в религиозных представлениях. Характерны резные камни с изображением женского или мужского божества в центре, по обеим сторонам фигуры располагали в геральдической схеме двух животных — львов (чаще всего), козлов, иногда птиц. Описанные сцены представляют Владычицу зверей (Πότνια θερών) или Владыку зверей (Πότνιος θηρών), которых сопровождают подчиненные им животные 9.

Тесная связь львов с Владычицей зверей (примечательно, что и в классической религии эллинов львица считалась посвященной Артемиде) способствовала возникновению представлений о том, что лев обладает апотропеической силой. Ярким свидетельством этих воззрений является знаменитый надвратный рельеф Львиных ворот в Микенах: две львицы стоят, опершись передними лапами на базу священной колонны, возвышающейся в середине между ними (высечен около 1250 г. до н. э.). Очевидно, львицы должны были играть роль божественных хранителей входа в царскую резиденцию[501].

Почитание крупных домашних животных — быка и лошади — отразилось и в лексике (например, в «Илиаде» бог Аид именуется κλυτόπωλως), и в памятниках изобразительного искусства; оба упомянутых вида животных были тесно связаны с культами главных богов — Посейдона, а позднее Зевса.

Изображения птиц в ритуальных сценах свидетельствуют, что во II тысячелетии сохранились представления о священном значении некоторых их видов. В эпосе часты упоминания орла и коршуна в качестве священных птиц.

Прогрессирующее ослабление древних зоолатрических представлений на протяжении II тысячелетия подтверждается не только тем, что почитание животных превращается в почитание посвященных какому-либо богу зверей или что животное становится атрибутом бога. Отход от почитания божества-животного сказывается и в том, что превращение Зевса или других богов в животных и птиц имело весьма ограниченную во времени продолжительность. Но особенно показательно появление представлений о существах смешанной формы, сочетавших в своем облике человеческое и животное начала. Распространенность подобных изображений на памятниках мелкой пластики показывает, сколь развито было почитание таких созданий. Интересно наблюдение М. П. Нильссона, рассматривавшего изображения демонических существ с чертами животных и человека: по его мнению, эти существа занимали подчиненное положение в религии критян и других ранних греческих племен, они не были самостоятельными объектами культа[502]. Можно вспомнить козлоногих сатиров в эллинской мифологии классического периода, также относившихся к низшему разряду божественных существ.

Появление упомянутых персонажей в ряду божественных образов древнейшей греческой религии свидетельствует о том, что антропоморфические представления уже господствовали в мировоззрений, решительно отодвинув териоморфные верования отдельных эпох. В этом сказывается огромный шаг вперед, сделанный греческим обществом эпохи бронзы.

Господство антропоморфизма в религиозных верованиях греков II тысячелетия указывает на большой динамизм в области духовной культуры. Здесь видно огромное отличие от миропонимания древних египтян, консервативное религиозное мышление которых упорно держалось териоморфизма.

Весьма важен вопрос о роли некоторых животных в хтонических представлениях ранних греков. В настоящее время есть много данных о почитании змей как на Крите[503], так и в других местах раннегреческого мира[504]. Большое место, которое змея занимала в качестве божественного атрибута в эллинской религии I тысячелетия, позволяет думать, что в додорийский период эти воззрения были столь же распространены, если даже не больше.

Как известно, почитание змей распространено почти у всех народов. В религиозных представлениях индоевропейских племен змеи занимали видное место. Весьма красноречивы данные языкознания: наименование змеи сохранило общий корень во многих языках: санскритское ahi, ahina, греческое εχις, εχιδνα, славянское анжь-уж, латинское anguis, литовское angis, древненемецкое unke[505]. В мифологических представлениях индоевропейских племен огненная змея олицетворяла молнию, кометы, катящиеся звезды. Отсюда, как указывает А. Афанасьев, произошло расширение понятия о небесной змее, ее имя стали сочетать не только с молнией, но и вообще с громовой тучей. Поэтому в большинстве эпических сказаний змей выступает представителем громоносных облаков и характер его получает демонический оттенок[506].

Древнейшие греческие и соседние с ними родственные индоевропейские племена, обитавшие на Балканском полуострове, находились в таких природных условиях, которые способствовали развитию давних мифологических представлений о змеях. Пустынные горные местности Греции и поныне изобилуют ужами и змеями, причем первые достигают внушительных размеров.

Неолитический земледелец Балкан почитал в образе змей могучие силы природы, и эти понятия сохранились и в период бронзы. Раньше многочисленные указания греческой мифологической традиции I тысячелетия до н. э. позволяли делать преимущественно ретроспективные заключения, теперь источники расширили возможности проникновения в мифологические предания II тысячелетия. Что особенно важно: мифы ахейского периода содержат более непосредственные, более свежие религиозные воззрения, так как