Мой муж крепко спит рядом со мной, видна его загорелая голая спина, одеяло накинуто на бедра. Надеясь не разбудить его, я сажусь, сбрасываю ноги с кровати и поднимаюсь на них.

Когда он не двигается, я вздыхаю. Меньше всего мне хочется разговаривать с ним после того, как он отказался помочь Кайле.

Как он, блять, может жить в мире с самим собой? Иметь всю эту силу и не использовать ее во благо. В моей груди нарастает тяжесть, в ней копится обида.

Я отхожу к окну, поднимаю глаза на луну, на это великолепное зрелище, открывающееся передо мной. Если присмотреться, то, клянусь, она улыбается мне в ответ.

Потирая глаза, я понимаю, что заснуть сейчас не удастся, и тихонько иду к двери, надеясь выпить стакан воды и перекусить. Но когда под ногами скрипят половицы, я замираю, пульс подскакивает к горлу.

Он ворчит, поворачиваясь лицом в другую сторону, а я остаюсь на месте, надеясь, что он меня не видит.

Я стою так еще несколько мгновений, прежде чем сделать еще один шаг, и когда я прохожу мимо его стороны кровати, я замечаю пистолет. Раньше его там точно не было.

Не задумываясь, я двигаюсь к нему. И прежде чем я осознаю, что делаю, я оказываюсь прямо перед ним, как будто он зовет меня, как будто он хочет, чтобы я взяла его.

Кончики пальцев скользят по холодному черному металлу, обхватывают его, и я беру его в руки, ощущая вес в своей ладони. Я медленно поднимаю пистолет и направляю его в затылок, дрожащим пальцем нажимаю на спусковой крючок.

Я могу просто убить его и убежать. Никто не узнает. А если бы они узнали, я бы уже освободила Кайлу. Мне все равно, найдут ли меня после этого люди Майкла.

Но образ Софии, вошедшей в дом и обнаружившей его таким образом, уничтожает меня. Я вижу ее крики, ее плач по папе, трясущую его, ее руки с его кровью на них.

О чем я думаю? Я не убийца. Это не я. Я не убиваю людей.

Но ведь это неправда, так ведь? Я уже убивала.

Я прикрываю рот рукой, вспоминая тот самый день, но отгоняю эти мысли. Как раз в тот момент, когда я опускаю оружие обратно на тумбочку, намереваясь пойти за стаканом воды, он переворачивается, и его рука вырывается, чтобы схватить меня за запястье. Мой пульс бьется в шее, а все тело содрогается.

Он включает прикроватную лампу, и я вижу хищную ухмылку на его губах. Угольные глаза сужаются, его пальцы крепко сжимают мое запястье.

Я едва могу дышать, грудь вздымается с каждым торопливым вдохом.

— Я…

Что, черт возьми, я могу сказать, чтобы объяснить, что я делала? Ничего. Я ничего не могу сделать или сказать, чтобы выкапывать себя из этой ямы. Потому что человек передо мной знает, что я собиралась его убить. А теперь он собирается убить меня.

— Надо было выстрелить, когда у тебя был шанс, голубка.

Рука обхватывает мою поясницу, резко поднимает меня с земли, пока мое тело не оказывается прижатым к его телу, и он удерживает меня там силой своего мощного предплечья. Сквозь одеяло я чувствую, как он напрягся, как его толщина уперлась в стык моих бедер, как эти глаза впились в мои.

Страх смешивается с желанием, как в тот день, когда он прижал меня к стене за горло. Вот что он делает со мной: пугает и одновременно возбуждает.

Я же говорила, что я больна.

Пистолет все еще лежит в моей ладони, словно приклеенный к коже, а его грубая хватка держит меня в плену.

— Я разочарован, жена, — хрипит он. — Пытаться убить своего мужа, когда чернила на бумаге только-только высохли.

Я боюсь пошевелиться, заговорить. Его глаза полны гнева, от которого по коже пробегает холодок тьмы.

— Я ненавижу тебя, — вздыхаю я, хотя эти слова кажутся мне горькой ложью, потому что все, чего я хочу, — это поцеловать его.

Его холодная усмешка проносится по моему телу, пронзая позвоночник. Он выгибает бедра в одном резком движении. Я издаю один скрипучий стон, и на его лице появляется самая довольная ухмылка.

Его губы изгибаются в уголках.

— Ты так стонешь для каждого мужчины, которого ненавидишь?

Его тяжелая ладонь скользит вниз, к моей заднице, захватывает в кулак ночную рубашку и еще больше насаживает меня на его член.

Я издаю стон, ненавидя это. Ненавижу то, что он делает со мной. Он смеется, словно доказывая свою правоту. Как будто он знает, что, хотя мое сердце может отрицать его, мое тело… оно очень хочет его.

— Ничего умного из этого рта теперь не выходит, не так ли?

Он снова склоняет бедра, и мои глаза опускаются до середины. Из моего рта вырывается сиплый вздох, рука дрожит настолько, что пистолет падает на кровать. Сердце колотится, заполняя уши, и любой ответ теряется в горле.

— Из-за тебя у меня может быть стояк… — В его шепоте сквозит неодолимое желание. — Но я могу спокойно спать по ночам, зная, что ты мертва за то, что переступила через меня.

Он разжимает хватку на моем запястье, и теперь пистолет в его руке. Положив ладонь на мою задницу, как будто она ему принадлежит, он упирает оружие в нижнюю часть моей челюсти.

В его глазах появился безжалостный блеск, и он уставился на меня.

— Скажи мне, что я должен с тобой сделать?

Его взгляд останавливается на моем рте, и мой язык импульсивно высовывается, чтобы провести по нему.

Пульсирующая боль вонзается в мою челюсть. Но он не испугает меня. Я слишком много лет боялась, чтобы умереть, хотя бы не сопротивляясь.

— Убей меня, — процедила я, сузив глаза. — Потому что если ты не поможешь Кайле, я вполне могу быть мертва.

Он резко вдыхает воздух, слегка сжимая мою задницу, и одним быстрым движением оказывается на мне, пистолет прижат к пульсу, бьющемуся в горле.

— Я должен убить тебя. Одна пуля, и ты будешь мертва.

Он проводит дулом пистолета по моей шее, медленно проводит им по бедру, ниже… пока не опускается на голое бедро. Я чувствую себя беспомощной, прижатой к нему, а его твердое тело грубо облегает каждый изгиб.

Мне должно быть противно это ощущение слабости. Меня должна охватить ярость, но ее нет. Ее не возникает.

Твердый член упирается в мое нутро, и вместо того, чтобы ужаснуться этому и не желать иметь с ним ничего общего, я испытываю боль и