Ну да, нажать на нас еще разок они попробовали, и что получили? И что… ой.

Над перекрестком начинается светопреставление, не иначе. Видно, граната включила механизм какой-то аномалии, и та медленно проявляется над асфальтом. Ребятки с той стороны до такой степени обуевают от зрелища, что даже перестают стрелять по нам.

В метре над асфальтом отдельными пятнами выплывает из небытия тонкое светящееся полотнище. Вроде северного сеяния, но при северном сиянии видны отдельные световые «пряди», а тут – словно огромный лист древней бумаги, обветшалой и надорванной по краям, с дырочками кое-где, светится бледно, как луна. Ветра нет, абсолютное безветрие, но «лист» первое время трепещет, словно колеблемый ветром.

Десяток секунд, и вся его бледность сходит на нет. Свет превращается в пламя, огонь яреет, делается буйным, как во время пожара, искры сыплются во все стороны.

А потом настоящая «стена огня» начинает неспешно двигаться в ту сторону, откуда бросили гранату.

Не знаю, ребята, может, Терех и отнаблюдал бы по полной весь цикл переходов аномалии от сна к действию, может, он бы и съемку делал, как настоящий самоотверженный ученый, а я…

– Рвем когти на хрен отсюда!

Перекатываюсь под арку.

Мародерам сейчас не до нас. И нам может стать не до них, если «стена огня» ненароком повернет в нашу сторону.

– Степан?

– Боеготов. Могу бегать и драться.

– Ничего жизненно важного не задето, – добавляет Терех.

Прямо робот, а не человек…

Мы выламываем пару дверей. Отбрасываем с дороги столы, кассовые аппараты, то, что когда-то служило витринами и прилавками, то, на чем раскладывали товар и рекламу, то, что когда-то дышало и размножалось.

В каком-то чулане обнаруживается стая одичавших псов. Худые, страшные, глаза жалобные. Скулят. Они в Зоне всех боятся, и странно, что еще живы. Проскакиваем мимо. Не до собак сейчас.

Добираемся до выхода с другой стороны. Парк.

На детекторе – ад кромешный. Сзади нас – метания трех отметок, мародеров, надо думать, плюс бродячая аномалия «неизвестного типа» и еще две такие же, почему-то сползающиеся к району стычки. Впереди слева – плотный забор из аномалий «соловей», «рой» и «мокрый асфальт». За ним, на пределе локации, отражающейся на экране детектора, – еще одна движущаяся точка. Сталкер-сам-по-себе, как видно, бирюкует. Впереди справа – аномалия «болотные огоньки», реагирующая, как я помню, на движение. Но она там одна. И мы ее можем обойти, сохраняя дистанцию метров двадцать. Сработает? Не сработает? Вот и посмотрим. Поставим, мать вашу, на себе эксперимент. Потому что другие пути отхода для нас закрыты.

Осторожненько. Аккуратненько.

А неподалеку от нас, захлебываясь, гавкают автоматы. И Нину бьет крупная дрожь.

– Группа! След в след, строго!

Никогда не видел этих «болотных огней». И сейчас не вижу. Но… кажется… аномалия-то вовсе не невидимая? Или я что-то позабыл?

Мы входим в жиденький Парк имени 50-летия Октября. Справа от нас – трава, скудно оснащенная деревцами, справа – просто трава, потом серая грязь, потом асфальт.

Просто трава. Трава и трава. Никаких признаков аномалии.

Терех изрекает:

– Двенадцать метров дистанция.

– Вы видите что-нибудь, Терех? – у меня, кстати, дистанция двадцать один метр.

– Это еще не публиковали… она визуализируется метрах на пяти – семи, не дальше.

О, а у меня вдруг дистанция падает до четырех метров… Какого буя?

Резко принимаю влево. Тут «соловей», упаси господь в него вляпаться. Зона учит нехитрой премудрости: где образуется лес аномалий, там рядом с хорошо известными, отражаемыми на детекторе, обязательно выскочит какая-нибудь особенно пакостная дрянь, до сих пор не попавшая в реестры мировой науки…

Всё, дальше сворачивать нельзя. Во-первых, идем по самой кромке «соловьиной» зоны захвата. Во-вторых, впереди по курсу – полураздавленный голубь. Притом полураздавленный – в буквальном значении слова. Оцените, парни, инсталляцию: голова и шея целы, а остальное приняло блинообразную форму. Как раз по границе «комариной плеши» гепнулась пташка… А «комариную плешь» детектор, как уже выяснилось, не берет.

Да что за… Дистанция – два метра! У нас уже сосуды лопаться должны, а я не вижу аномалию, в упор смотрю и не вижу. Трава и трава!

– Терех, сколько?

– Девять метров…

– Всем! Стой!

Встали. Метр. Восемь метров. Десять метров. Три метра. Четыре метра. И контуры всех остальных аномалий на экране детектора начинают смещаться. Свихнулся детектор.

Никогда такого не видел…

Ясно, что аномалия на нас реагирует. Но где она, сволочь, сейчас? Медленно подтягивается к нам? Или мы уже в ней?

Ё!

Сообразил наконец-то.

– А ну вперед! Бегом! За мной! След в след!

И понесся как только мог быстро. Вот она, справа, гадина! Три метра до нее! Из-под травы как будто фонарики светят и разными цветами переливаются. Очень мило. А в голове у меня нарастает тяжесть. Не боль, нет, именно тяжесть. И сердце выбивает барабанную дробь.

По широкой дуге мы обошли «болотные огоньки». Их и видно-то было одно мгновение, не больше. Пролетели стометровку так, что будь у нас прямо по курсу «живой факел», и его бы не заметили.

Если кто не понял, ребята, я побывал у группы отмычкой. Гробанулся бы я, остальные успели бы затормозить… Но такова, по большому счету, работа у проводника научной группы. Если, конечно, он нормальный человек и правильно понимает свою работу.

Проскочили!

Встали рядом с домом 12 по проспекту Вернадского. Супер-пуперсовременная высотка с какими-то пристроечками, но от пристроечек остались рожки да ножки. Кого-то здесь пытались убить или спасти с вертолета, били НУРСами, раскатали строения в хлам.

Откуда я знаю, парни, что именно с вертолета, а не как-нибудь еще? да потому что вот он, вертолет. Лежит в маленьком скверике перед домом, словно карась со вспоротым брюхом. Черный, мертвый. И понять невозможно, что именно убило его.

Толстый яростно пыхтит. Стрелок он что надо, а вот легкая атлетика – не по нему. Габариты у него не для легкой атлетики. Степан стоит, улыбается, мол, ничтяк, командир, со мной проблем нет. А вот Нине плохо. Она лежит на тротуаре, обхватив голову руками, и громко стонет. Терех хлопочет около нее.

– Таблетки… таблетки же… – бормочет Нина.

– Где? – спрашивает Терех.

– В вещмешке… Как больно… До чего же больно…

Аномалия зацепила ее сильнее других.

Скоро Нина перестала стонать, уселась на асфальте и начала раскачиваться из стороны в сторону, безмысленно глядя перед собой.