покупал красивые презервативы. Она озвучила свое требование, когда увидела первый использованный мной презерватив, который ее очаровал. Ничего подобного она никогда не видела. Хулия взяла его в руки с осторожностью, с которой снимают шелковые чулки с куклы. Она постирала его и забрала домой. Церемония повторилась во второй раз. Что она с ними делала? Вклеивала в альбом. Под каждым трофеем она записывала дату и обстоятельства использования. Она хранила их, как пойманных сачком бабочек. Хулия была самым главным коллекционером изобретений доктора Кондома. Однажды она мне показала свой альбом. Трясущимися руками я листал страницы. Мне казалось, что я рассматриваю изображения своего собственного пениса. Культ моей мужской силы. Выказанный мне почет разгорячил меня настолько, что я, не упуская случая, удовлетворил Хулию четыре раза подряд. Позже я более внимательно просмотрел альбом, и презервативы показались мне маленькими. Они съежились. Если бы кто-нибудь измерил их длину, то подумал бы, что Хулия завела себе циркового карлика в качестве любовника. Я посоветовал ей растягивать их, прежде чем прикалывать к листам. Это было бы справедливо по отношению к моему реальному калибру.

Возбужденный, я жду ее в студии. Японец уже закончил работать и ушел домой. Только что я натянул на член красный презерватив. Не хотелось потом прерывать ласки, чтобы надеть его. Мы уже шесть дней не занимались любовью. Меня переполняет желание. Член рвется наружу, как перезрелый кукурузный початок. Она пришла. На ней обтягивающие голубые джинсы, рубашка в красную клеточку. Мы бросаемся друг на друга. Не хочу, чтобы она снимала рубашку, хочу овладеть ею наполовину одетой. Не успеваю сказать ей о своих желаниях. Она не дает вне времени, оголив торс, она уже снимает джинсы. Ее трусики влажные. Мне приятно. Идя на встречу, она думала обо мне, мужлане. Обожаю, когда она приходит мокрой. Это влажное пятно на ее нижнем белье стоит больше, чем Шагал, больше, чем Пикассо. Если бы только было возможно герметично упаковать ее трусики, чтобы сохранить эту влагу навечно. Но неважно, что сегодня они высохнут, завтра она снова подарит мне свои выделения, эту сладкую слизь, которая сочиться из губ любви.

Чувствую неуверенность. Я ведь старше ее и должен показать класс, хотя это глупо. Вхожу в нее. Благословенная теснота. Стенки ее влагалища придают форму моему птенчику, смыкаются вокруг него, как саркофаг. Я впадаю в животное неистовство. Двигаюсь вперед-назад. Комната наполняется ароматом Хулии. А Хулия – это секс, вагинальный сок, который пролился там, где она прошла. Обожаю ее запах. Если бы можно было получить ее генитальную эссенцию, я хранил бы этот флакон и вдыхал этот аромат в моменты депрессии. Но сегодня мне ее парфюм без надобности. Ведь у меня есть она. Ее таз. Ее таз и ее горло, так как сегодня она вскрикивает как никогда громко. И стонет искусно. Вторю ее музыке все более стремительными толчками. Если она перестанет стонать, я сразу же застыну. Меня подстегивают ее судорожные всхлипы. Шум усиливается. Вступает вагина. Она издает шлепки, как будто я еду по колено в воде на велосипеде. Я несусь по ее затопленным дорожкам. Она ненавидит эти звуки. Ей стыдно. Однажды она мне призналась: «Чувствую себя вконец пошлой и развратной». Но сегодня она их не замечает, словно отключилась. Взорвись за окном ракета, не услышала бы. Она была слепа и глуха до самого конца. Ее тело сжалось, она крепко обхватила меня. Вагина пульсирует. Я словно путник, пробирающийся по болоту. Соскальзываю в трясину собственного наслаждения. Она затихает на берегу.

Наконец наступает тишина. Мы лежим на пестрой подушке. Мне не верится, что мы занимались любовью на ней. У меня ощущение, будто мы перенеслись в другое измерение, а сейчас вернулись. Начинаю узнавать окружающий мир. Привычный пейзаж. Солнце нагло лезет в окно. Голубой и белый цвета чертят на небе мимолетные границы. Высоко в облаках птицы.

Хулия спрашивает меня:

– Почему ты в меня влюбился? Мне любопытно. Не хочешь рассказать?

Задай мне этот вопрос любая из женщин, которых я любил раньше, я не знал бы, что ответить, но Хулия представляет собой исключение. Я прекрасно помню, когда вспыхнула моя любовь к ней. «Хочу, очень хочу рассказать. Поначалу я влюбился не в тебя, а в твой запах. Когда ты еще занималась теннисом. Однажды, вернувшись из клуба, ты наткнулась на закрытую дверь, внутри никого не было, а ключи от дома ты забыла. Ты пришла к нам, чтобы принять душ и подождать возвращения родителей. Когда ты вышла из ванны, я зашел туда почистить зубы. На полу были лужицы воды и брошенный тобой спортивный костюм. Горка белых вещей привлекла мое внимание. Я присел на корточки. Брал вещи и по очереди подносил их к носу. Подобно археологу, реконструирующему дворец по фрагментам, я вдыхал твой аромат и рисовал в воображении твое тело. Двое суток я ходил ошалевший от этого запаха. С тех пор я называю тебя Музой и, страдая от неразделенной любви, хожу за тобой по следу, который приносит ветер».

В награду за признание она меня поцеловала. Поцелуй мягкий и глубокий, как глоток шерри-бренди. Она опустила руку мне на пах и погладила лобковые волосы. Я был готов закружиться в вальсе. В танце более размеренном, более изящном. Это мой любовный ритм: сначала исступленный, затем спокойный, этот ритм всегда был со мной. С женой в период влюбленности я вел себя так же. Первым номером программы было дзюдо, вторым – воздушный балет тай-чи [24]. Сегодня я повторяю репертуар. Я люблю ее, заглядывая в ее глаза, осыпая поцелуями шею, плечи, грудь с сосредоточенностью чемпиона. Я не размениваюсь на неистовые объятия, а пробую двигаться медленно, выделывать причудливые па. Ее вагина, мягкая, скользкая, похожа на навощенный паркет. Ощущения притуплены. Нас накрывают мягкие лучи солнца. То, что потерялось при натиске, нашлось в медленных движениях. Мы прогуливаемся. Поедаем друг друга глазами. Мы больше не носимся друг за дружкой, как козлята. Дуэтом играем на пианино. Добиваемся созвучия страсти, спонтанной гармонии.

Стоит немного остыть, как Хулия напоминает мне Талию. В моем восприятии одна подменяет другую. Я ненавижу этот воображаемый подлог. Хочу, чтобы Хулия была Хулией, и никем другим. Но желание не отменяет сходства. Мне остается только закрывать глаза.

Глава XVII

Я сгорал от нетерпения узнать что-нибудь о любовном прошлом Хулии. Оно мне представлялось распутным и прелестным. Оно меня притягивало, как афиша порнофильма. Как жаль, что она мало рассказывает о своей жизни. Мне приходится ее