После расправы над невиновным гордыня Патрокла не унялась. Его феодальный характер требовал победы в настоящей битве. Именно поэтому он развернул целый крестовый поход против толкачей. На ежегодном собрании клуба он обнажил клыки и добился запрета на членство в организации для торговцев кокаином и исключения из нее тех ловкачей, кто сумел туда проникнуть.

Поскольку профессия наркоторговца в удостоверении личности не указывается, он разработал ориентировку, чтобы их можно было с легкостью идентифицировать.

Толкачом признавался любой субъект, разбогатевший быстро и без усилий, за исключением почтенных горожан, добившихся процветания на ниве политики. Приметы: ношение толстых золотых цепей и массивных колец индивидуумами, которых воры никогда не грабят. Тонированные стекла автомобилей также наводят на подозрение о торговле кокаином. В целях проверки необходимо выплеснуть ведро воды на лобовое стекло, если оно станет прозрачным, то владелец машины просто свинья, а не толкач. Внесению в черный список также подлежат те, кто часто летает в Колумбию, Мексику или Майами первым классом за счет приглашающей стороны и при этом не работает ни в правительстве, ни в МВФ.

Следствие необходимо назначать в отношении завсегдатаев ресторанов, которые громогласно требуют специального обслуживания. В отношении того, кто живет в окружении полчищ друзей, беспрестанно смеющихся его пресным шуткам, в то время как тот платит за всех. В отношении субъектов, которых никогда не преследуют кредиторы. И, наконец, в отношении всякого чрезмерно счастливого человека.

После принятия этой резолюции Патрокл продолжил кампанию в других клубах, братствах и ассоциациях. «Обработаем моральным инсектицидом окружение уважаемых людей» – гласил его девиз.

Вышесказанное убедило уважаемых людей в том, что Патрокл не всегда стремился к наживе. На самом деле он не был чистым прагматиком. Его меркантилизм сглаживался дозированной духовностью. Из книг он знал, что даже Харон не спешил мочить весла, не получив монету, и потому верил, что святой Петр берет деньги за проход через небесные врата.

Его вера в сверхъестественные силы обнаружилась, когда он посоветовал Талии посетить последователей спиритизма. Врачи не справлялись с ее болячками. И одно спиритическое общество за умеренную плату взялось излечить капризную душу моей жены.

Их сеансы проходили по средам и пятницам в семь вечера. Зал был застелен коврами, уставлен массивной мебелью и украшен репродукциями картин Гойи. В центре стол, окруженный шестью стульями. Предзакатное солнце с трудом пробивалось сквозь шторы и рисовало на полу чахлые прямоугольники, над которыми дрожали частички света.

Стол служил посадочной площадкой для духов. Вокруг него рассаживались медиумы. Соглядатаи, которым запрещено приближаться, в тишине, не смея ни кашлянуть, ни вздохнуть, следили за церемонией на почтенном расстоянии.

Я хорошо помню Талию в тот единственный раз, когда сопроводил ее на сеанс. Она слегка дрожала и внешне казалась сосредоточенной, на самом деле сдерживая позывы к мочеиспусканию, которые на нее накатывали в моменты испуга. Она сжимала руку молодого брюнета, сидевшего слева, и руку толстушки справа от нее. Шесть участников сеанса замкнули жуткий круг, более похожий на иллюстрацию к каббале.

Целью ритуала было установление контакта с душами, преследовавшими Талию. Для того чтобы они явились, участники старались создать гостеприимную атмосферу, которая не смутила бы даже самого робкого духа.

По прошествии трех сеансов выяснилось, что Талия не работает на общую цель. Наставлений медиума сосредоточиться и открыться астральному воздействию было недостаточно. Моя боязливая супруга не поспевала за группой. В то время как остальные пятеро участников погружались в транс, она прикрывала глаза и сквозь щелочки век всматривалась в полумрак. Она не решалась ввериться темноте. Талия боялась, что весь этот спектакль окажется правдой и перед ней на самом деле появятся затаившие на нее зло духи.

Между тем на стол приземлялись и там располагались странные духи. Суета напоминала толкучку в аэропорту. Однако сущность, измучившая Талию, не спустилась даже на парашюте. Несомненно, эзотерики имели дело с редко заглядывающим в наш мир духом.

На четырнадцатом сеансе молодой брюнет, сидевший слева от Талии, вошел в транс и неожиданно заговорил на латыни. Его речь была насыщена словами «kiries» и «dominus» [22], как если бы он служил мессу. Неприкаянный римский патриций?

Поэт Вергилий? Они попросили духа назвать себя. Сменив латынь на испанский, брюнет поведал, что был португальским монахом, полюбившим Талию двумя столетиями ранее. Они познакомились в Испании, и к тому моменту он уже поклялся хранить верность Богу, а она – никогда не бывавшему дома мужу. Через какое-то время они поддались искушению измены. Спустя несколько месяцев дама поняла, что любит мужа. Она потребовала от служителя культа разорвать их связь, но тот отказался. И не просто отказался, а принялся шантажировать ее обещанием рассказать об измене мужу, если расстанется с ней. Отчаявшись от горя, женщина назначила ему свидание в лесу в шалаше. Когда любовник заснул, исполнив свою роль, она подожгла их любовное гнездышко. От монаха остались лишь головешки.

Но страсть несчастного была настолько сильна, что он принял даже собственную смерть, отказавшись возвращаться в круг перевоплощений, и преследовал Талию с нерыцарским намерением отомстить ей за выходку. Я всегда говорил, что моя жена не умеет выбирать друзей.

Двести лет спустя жена, к моему изумлению, вместо того чтобы отрешиться от своего прошлого, подружилась с молодым медиумом. Опасная ситуация, поскольку этот тип представлялся то земным воплощением влюбленного в нее монаха, то им самим в новой реинкарнации. С какой целью Талия сблизилась с ним? Возможно, она хотела получить прощение от бывшего возлюбленного за шалости с огнем. Или же, что не имело отношения к эзотерике, она хотела найти себе преданного собеседника.

У Лусио, упомянутого медиума, были круги под глазами, кустистые брови, мрачное лицо. Черты его были изящны и приятны, он походил на скромного старомодного поэта.

Талия пригласила Лусио на ужин. Парень пришел к нам вместе с подружкой, бледной газелью, похожей на несостоявшуюся пианистку, которая гармонично смотрелась с Лусио. Мы разговорились. Он искренне признался:

– Я рад, что вы не против дружбы между вашей женой и мной. Другой муж не понял бы. Я даже опасался приходить сегодня.

– Мое смущение сильнее твоей боязни, – ответил я. – Не забывай, что ты познакомился с ней раньше меня. У тебя фора в двести лет. Или ты думаешь, я не знаю о вашей интрижке в далеком прошлом?

Лусио покраснел. Подружка засмеялась. Темперамент у нее был менее меланхоличный, чем у ее спутника.

Чтобы сделать мне приятное, юный медиум уверил меня:

– Хочу сказать вам, со всем уважением, у вас замечательная жена.