— Это ты довел до конца сделку с «Райан Энерджи». А не он.

— Он очень помог. Во многих отношениях. И некоторые из его заслуг… просто… неоценимы.

Они смотрят друг на друга. И похоже, пытаются не рассмеяться.

— Ты неисправим, — наконец произносит Сэм. — Надеюсь, он будет благодарен тебе. Знаешь, я только что вернулся из Германии. Мы должны кое-что обсудить.

Он совершенно вытеснил меня из разговора, но я нисколько не возражаю. Может, стоит улизнуть, пока есть такая возможность?

— Сэм, познакомь меня с твоей спутницей.

Голос сэра Николаса врывается в мои мысли, и я нервно улыбаюсь. У Сэма, конечно же, нет никакого желания представлять меня, но выбора не остается.

— Сэр Николас, это Поппи Уотт. Поппи, это сэр Николас Мюррей.

— Очень приятно. — Пожимаю руку, стараясь не выдать волнения.

Ух ты! Я и сэр Николас Мюррей. Как ни в чем не бывало болтаем в «Савое». Как бы половчее упомянуть об этом в разговоре с Энтони?

— Вы из «Джонсон Эллисон» или из «Грин Ритейл»? — вежливо спрашивает сэр Николас.

— Ни то ни другое, — конфужусь я. — Вообще-то я физиотерапевт.

— Физиотерапевт! — радуется он. — Замечательно! Самая недооцененная медицинская специальность, так я считаю. Я ходил к одному доктору на Харли-стрит, когда у меня разболелась спина, но он не смог помочь мне…

— Вам нужна Руби, — говорю я. — Это моя начальница. Она потрясающая. Когда она делает глубокий массаж, мужчины плачут.

— Вот как? — Сэр Николас, похоже, заинтересовался моими словами. — У вас есть визитная карточка?

Бинго! Руби заказала карточки для нас, когда мы только приступили к работе, но у меня никто никогда не просил ее. Ни разу!

— Вот, пожалуйста. Мы работаем в Бэлхэме, это к югу от реки, вы, наверное, не знаете…

— Я хорошо знаю Бэлхэм. Моя первая квартира в Лондоне находилась на Бедфорд-Хилл.

— Не может быть! Так это же в двух шагах от нас!

Невероятно. Сэр Николас Мюррей жил на Бедфорд-Хилл! Это неспроста. Начинаешь с Бэлхэма, а потом тебя посвящают в рыцари. Вдохновляет, нечего сказать.

— Сэр Николас! — Смуглый парень материализовался словно ниоткуда. — Рад видеть вас здесь. Как дела на Даунинг-стрит? Они уже раскрыли секрет всеобщего счастья?

— Все к тому идет, — добродушно улыбается сэр Николас.

— Для меня большая честь разговаривать с вами. И с Сэмом… — Парень хлопает Сэма по спине. — Он главный человек в моей жизни. Не представляю, что бы мы без тебя делали.

С негодованием смотрю на этого лицемера. Он же совсем недавно назвал Сэма гребаным упрямым ослом.

— Спасибо, Джастин, — натянуто улыбается Сэм.

Это Джастин Коул. Я была права. В жизни он такой же высокомерный, как и в письмах.

Хочу спросить сэра Николаса о том, каков в жизни премьер-министр, но к нам подскакивает нервный тип.

— Сэм! Прошу прощения, что помешал. Я Мэтт Митчелл. Большое спасибо за то, что вызвался стать волонтером. Это пойдет на пользу нашему проекту.

— Волонтером? — Сэм стреляет в меня колючим взглядом.

Понятия не имею, о чем это он. Мозг напряженно работает. Волонтер… волонтер… что за…

— Я говорю об экспедиции в Гватемалу! По программе обмена! — сияет Мэтт Митчелл. — Мы так рады, что ты в деле!

Ничего я не знаю ни о какой Гватемале. Это ошибка!

— Гватемала? — переспрашивает Сэм с замороженной улыбкой.

Вспомнила. Я послала это письмо поздно вечером. Кажется, я выпила бокал вина. Или два. Или… три.

Рискую мельком глянуть на Сэма. Да, ему это тоже не понравилось. Но, судя по расписанию, Сэм давным-давно не был в отпуске. Он должен поехать в Гватемалу.

— Нас всех очень тронуло твое письмо. — Мэтт хватает руку Сэма обеими ладонями и энергично трясет. — Не знал, что тебе небезразличны развивающиеся страны. Скольким сиротам ты помогаешь?

— Сэм! — К нам, пошатываясь, направляется темноволосая девица. Она сильно нарумянена, под глазами потеки туши для ресниц. — Такое тебе преогромное спасибо за электронную открытку о Скампере. Это потрясло меня.

— Всегда пожалуйста, Хлоэ, — цедит Сэм.

— Такие прекрасные слова! — пьяно всхлипывает девица. — Только ты понимаешь меня. — Она вот-вот разрыдается.

— Хлоэ, давай ты присядешь, — предлагает Сэм.

Но тут опять вмешивается Джастин, на лице его злорадная ухмылка.

— Я слышал об этой знаменитой открытке. Можно взглянуть на нее?

— У меня есть распечатка. — Шмыгнув, Хлоэ достает из кармана смятый листок, и Джастин выхватывает его.

— О, как это прекрасно, Сэм! — сюсюкает он, с фальшивым восторгом разглядывая листок. — Как трогательно.

— Я показала всему отделу, — хлюпает носом Хлоэ. — Все теперь думают, что ты такой душка, Сэм.

У Сэма вид, будто он хочет катапультироваться — с такой силой он сжимает ножку бокала.

— «Милый Скампер теперь на небесах резвится, а мы остались здесь страдать, — с выражением зачитывает вслух Джастин. — Такой пушистый, такие глазки, и косточка его в машине навсегда останется лежать». — Джастин делает паузу. — Какая гениальная рифма, Сэм, лежать — страдать. А почему кость в машине? Это как-то негигиенично.

— Отдай! — Сэм пытается выхватить листок, но Джастин уклоняется, вид у него предовольный.

— «Одеялко его всегда на кровати. Скампер знает, что скорбим мы, как его братья», — кривится Джастин. — Кровати — братья? Ты вообще знаешь, что такое рифма, приятель?

— А мне это кажется очень трогательным, — благожелательно говорит сэр Николас.

— Мне тоже, — торопливо поддакиваю я. — Думаю, это блестяще.[36]

— Это так верно. — По лицу Хлоэ струятся слезы. — Это прекрасно, потому что верно.

— Джастин, — говорит сэр Николас. — Может, принесешь Хлоэ стакан воды?

— Разумеется! — Джастин проворно прячет листок в карман. — Ты ведь не будешь возражать, если я сохраню твое стихотворение, Сэм? Оно такое талантливое. Может, тебе заключить контракт с «Холлмарк»? — Он уводит Хлоэ.

Не осмеливаюсь взглянуть на Сэма.

— Ну! — говорит сэр Николас в некотором недоумении. — Сэм, я и не знал, что ты так любишь животных.

— Я не… — Сэм едва владеет своим голосом. — Я…