— И что теперь с ним будет? — интересуюсь я.

— Джейн перебросит все, что касается меня, на свой телефон. А потом с нашего с вами телефона сотрут всю информацию.

— Понятно.

При мысли, что все мои сообщения уничтожат, мне хочется расплакаться. Но ничего не поделаешь. Я ведь взяла телефон взаймы. Он не мой.

— Я сообщу вам свой новый номер. И если мне придут письма или сообщения…

— Все перешлю вам, — кивает Сэм. — Или это сделает моя новая помощница.

— Когда она приступит к работе?

— Завтра.

— Прекрасно, — скорбно улыбаюсь я и вновь принимаюсь за суп, который совсем остыл.

— Она замечательная, — с энтузиазмом говорит Сэм. — Ее зовут Лиззи, она очень умная. — Он приканчивает стейк и принимается за салат. — А теперь вы должны рассказать мне, что там было с Линдси. Что вы ей настрочили?

— О… Это. Думаю, она поняла все неправильно, потому что… Да ничего особенного. Просто сделала ей парочку комплиментов и послала поцелуй от вашего имени. В конце письма.

Сэм кладет вилку.

— Вы добавили поцелуи в мое письмо? В деловое письмо? — Похоже, эта новость шокировала его даже больше прочих.

— Это получилось само собой. Я всегда так заканчиваю свои письма. Это проявление дружелюбия.

— Понятно… Вы очень странное создание.

— И вовсе не странное, — возмущаюсь я. — «Целую» — самое обычное слово!

— Дайте взглянуть. — Он тянется к телефону.

Читая сообщения, он то вздергивает брови, то хмурится, то смеется.

— Что вы там читаете? — Стараюсь говорить как можно сдержаннее. — Вы должны уважать мое право на конфиденциальность.

Но Сэм игнорирует меня. Он явно понятия не имеет о неприкосновенности личной жизни. И что он там все-таки читает?

Полное ощущение, будто он роется в ящике с моим нижним бельем.

Наконец он отрывается от своего занятия:

— Теперь вам понятно, каково это, когда кто-то критикует ваши письма?

— Здесь нечего критиковать, — высокомерно отвечаю я. — Мои письма милы и вежливы, и я не отшиваю людей двумя словами. В отличие от вас.

— Вы считаете свои письма милыми, но у меня на этот счет иное мнение.

Сэм прочитывает еще одно письмо, качает головой и молча изучает меня.

— Что? — ежусь я. — В чем дело?

— Вы так боитесь, что вас возненавидят?

— О чем вы? Чушь какая! С чего вы взяли?

— Да все ваши письма как один громкий крик: «Целую, целую, обнимаю, обнимаю, пожалуйста, любите меня!»

У меня такое чувство, будто он отвесил мне оплеуху.

— Смотрите. «Привет, Сью! Можно перенести консультацию на другое время? Скажем, на пять часов? Все зависит от Луи. Дай мне знать. Если нет, то не беспокойся об этом. Спасибо огромное! Мне все подходит! Надеюсь, у тебя все в порядке. С любовью, Поппи. Целую, целую, целую, целую, целую, целую, целую…» Кто такая Сью? Ваша лучшая подруга?

— Помощница моего парикмахера.

— И куча слюнявых поцелуев ей только за то, что выполняет свою работу?

— Я стараюсь быть милой! — защищаюсь я.

— Это не мило, — твердо говорит он. — А нелепо. Речь идет о работе. И потому надо быть деловой.

— Я люблю своего парикмахера! — в ярости восклицаю я.

Сэм продолжает прокручивать мои сообщения. Нельзя было допускать, чтобы он наложил свою лапу на телефон. Нужно было самой стереть всю корреспонденцию.

— Кто такая Люсинда?

— Организатор свадьбы, — неохотно отвечаю я.

— Так я и думал. Разве она не работает на вас? С какой стати она морочит вам голову всем этим дерьмом?

Я слишком возбуждена, чтобы ответить сразу же. Намазываю маслом кусок багета, а затем кладу его на тарелку.

— Да, она работает на меня, — наконец говорю я, избегая его взгляда. — Но конечно же, я немного помогаю ей, когда нужно…

— Вы взяли на себя машины, — загибает он пальцы, — договорились о конфетти, петлицах, органисте…

Чувствую, как лицо постепенно заливает краска. Действительно, я сделала для Люсинды больше, чем намеревалась. Но признаваться в этом не собираюсь.

— Я сама этого хотела!

— И она командует вами, если вас интересует мое мнение.

— Просто у нее такая манера. Я не возражаю…

— Почему бы прямо не заявить ей: «Ты работаешь на меня, так что не спорь»?

— Все не так просто. (Похоже, он берет верх.) Она не просто организатор свадьбы, а еще и давняя знакомая Тэвишей.

— Тэвишей?

— Это мои будущие свекор со свекровью. Профессор Энтони Тэвиш. И профессор Ванда Брук-Тэвиш. Люсинда принадлежит их миру, она одна из них, и я не могу…

Сэм берет ложку, наклоняется, пробует мой суп и морщится.

— Как из холодильника. Так я и думал. Отошлите его обратно на кухню.

— Нет, — криво улыбаюсь я, — все хорошо.

— Верните суп.

— Нет! Послушайте… Это неважно. Я не голодна.

Сэм качает головой:

— А вы умеете преподносить сюрпризы. Производите впечатление безбашенного человека, но на самом деле очень не уверены в себе.

— Это неправда!

— Что именно? Что вы не уверены в себе или что кажетесь безбашенной?

— Я… Я не знаю. Прекратите. Оставьте меня в покое.

— Вы говорите о Тэвишах так, будто они боги…

— Естественно. Они совсем другие, чем…

Меня на полуфразе перебивает мужской голос:

— Сэм! Главный человек в моей жизни! — Это Джастин, он хлопает Сэма по спине. На нем черный костюм, черный галстук и черные очки. Смотрится как герой фильма «Люди в черном». — Стейк в багете?

— Тебе прекрасно известны мои привычки. — Сэм встает и обращается к проходящему мимо официанту: — Простите, вы можете принести моей гостье горячий суп? Этот просто ледяной. Ты уже встречался с Поппи? Поппи, это Джастин Коул.

— Enchanté, — кивает мне Джастин, и я унюхиваю запах одеколона «Фаренгейт».

— Привет! — Мне удается приветливо улыбнуться, но внутри все кипит. Нужно доказать Сэму, что он не прав. Во всем.

— Как прошла встреча с «P&G»? — спрашивает Сэм.

— Отлично! Хотя, конечно, в их команде недостает тебя. Вам известно, что этот человек — звезда нашей компании? — Джастин показывает на Сэма. — Он престолонаследник сэра Николаса. Однажды, дорогой, все это будет твоим.

— Не говори ерунды, — отвечает Сэм.