— Извините… — всхлипнула Мия. — Господин, я больше не могу.

Она почти ждала, что он рассердится или продолжит, не обращая внимания на ее слова, в школе их учили, что удовольствие женщины в постели не обязательно, гейша и наложница в первую очередь должна думать о наслаждении мужчины. Но Акио нежно поцеловал ее, вышел из ее тела и уложил на постель.

— Простите…

— Тише… Так бывает, я сам виноват. Не рассчитал, ты слишком чувствительная. В следующий раз буду аккуратнее.

Акио ослабил узлы на руках и начал снимать веревку.

— Следующий раз?

— Мы придумаем, за что тебя наказать, — со смешком пообещал он.

Всего несколько движений, и веревка с рук скользнула вниз. Мия повернулась на спину, стянула пояс с глаз и подслеповато прищурилась. После полной темноты даже огонь в светильниках казался слишком ярким.

Акио сидел рядом, водил кончиками пальцев по нежной коже и, казалось, совсем не сердился, что она так резко и рано для него прервала любовные игры. Хищная властность в нем исчезла, сменилась покровительственной заботой.

— Простите, — повторила Мия.

— Не извиняйся. Ты правильно сделала, что сказала. Я хочу, чтобы тебе было хорошо, Мия. В этом весь смысл.

— А для вас?

— В том, что ты принадлежишь мне полностью и доверяешь.

Он взял ее за руку, поднес к губам и медленно обвел языком след от врезавшейся в тело веревки.

— Снять остальное?

Мия кивнула.

Он делал это медленно, лаская губами оставленные веревкой бороздки. Против воли Мия снова начала возбуждаться и тихонько постанывать. Когда последний узел был развязан, она почти сожалела, что так рано прервала игру. И, кажется, была не против повторить.

Его пальцы погладили цепочку с камушком на шее.

— Давно хотел спросить — что это за талисман? В школе я не помню его у тебя.

— Его подарил тот человек.

Пальцы сжались в кулак на камушке.

— Какой человек? — медленно спросил даймё.

Не будь Мия такой расслабленной, она бы насторожилась от тона Акио. Но она была разнежена, утомлена ласками, плыла на волнах счастья и ощущала удивительное доверие к мужчине рядом, поэтому ответила честно:

— Тот безумец, который хотел меня купить. Он подарил на прощанье.

— Говоришь, он тебя не трогал? — свистящим шепотом переспросил Акио. — Тогда какого демона носишь его подарок?!

Он рванул цепочку, и та лопнула, ужалив кожу. Без амулета внезапно стало холодно. А может, холодно стало от ледяной ярости, вспыхнувшей в глазах даймё, его враждебности.

— Господин, я…

— Драгоценности от меня для тебя недостаточно хороши, так? — Акио неприятно сощурился. — А эту погань носишь! Что, забыть никак не можешь того, кто подарил?

— Это не так! — со слезами в голосе выкрикнула Мия. Его недоверие и злость ранили. Только что все было так хорошо, они были открыты друг другу, близки, Мия чувствовала себя такой счастливой! И какой ёкай ее за язык дернул? Как будто нельзя было догадаться — даймё не обрадуется известию, что его наложница хранит дары других мужчин.

Просто она настолько привыкла считать подарок частью себя, не снимала, даже когда мылась. Да и сами обстоятельства, при которых амулет ей достался, были слишком странными, чтобы ревновать к чему-то подобному.

— А как? — Он надвинулся на нее почти вплотную, прижимая к футону. — Не ври мне, Мия. Что за… — Акио дернулся, разжал руку и в возмущении уставился на камушек, по которому пробегали зеленые искры.

— Видите? Это амулет! Один раз он уже спас меня!

Но даймё как будто внезапно потерял интерес к ее словам. Держа камушек на раскрытой ладони, он водил над ним другой рукой и будто к чему-то прислушивался. Потом резко сжал пальцы, полыхнула зеленая вспышка, в воздухе запахло гарью.

— Есть, — тяжело сказал Акио, сжимая в пальцах небольшую, отлитую из золота бляху с выгравированными на ней иероглифами.

— Что это? — немеющими губами прошептала Мия.

Он повернулся к ней резко, всем телом.

— Это у тебя нужно спросить, Мия. Откуда у тебя виим Аль Самхан?

— Что?

Она ничего не поняла из его слов, кроме того, что случилась беда. Катастрофа. И наверное, лучше, чтобы злополучный амулет и правда был обычным камушком с дыркой.

— Он заряжен на тебя, — сообщил Акио. Его лицо стало бесстрастной ледяной маской, только глаза сияли жутким синим пламенем.

— Я не знаю, — с отчаянием повторила Мия. — Клянусь, я ничего про это не знаю! Никогда не слышала о таких… штуках. Его подарил господин Куросу Ёшимитсу. Он уколол мне палец, вымазал амулет в крови, а потом подарил. — Голос задрожал от слез. Слишком жутко было видеть, как мужчина, которому Мия привыкла доверять, с которым мысленно связала свою судьбу, превращается в чужака.

Казалось, стена между ними, стена, которую общими усилиями почти удалось разрушить, снова восставала у нее на глазах — длиннее и выше стократ, чем была. И теперь любое слово Мии отражалось от нее бессмысленным эхом.

— Он заряжен на тебя! — с нажимом повторил даймё.

— Я не знаю почему!

Акио вскочил и начал одеваться.

— Куда вы?

Он не ответил.

— Господин! Пожалуйста, я не вру! Клянусь! — Собственные слова показались ей жалкими и неубедительными в леденящей тишине комнаты, но Мия встряхнула головой и упрямо продолжила: — Если бы я хотела скрыть его от вас, я бы что-нибудь придумала. Отвлекла бы вас.

Акио обернулся в дверях. На мгновение Мии показалось, что она все же сумела пробить стену. Что ей удалось достучаться до него, хотя бы убедить выслушать…

— Не вздумай выходить до моего возвращения! — прорычал даймё.

Если поднятый с постели хранитель знаний и удивился позднему визиту даймё, то вида не показал.

— Истинный виим, — подтвердил он, то поднося амулет ближе, то отодвигая дальше. — Золото, замешенное на крови Аль Самхан.

Последняя надежда рухнула, и даймё чуть не завыл от разочарования. В груди стало больно, словно кто-то вонзил и провернул клинок. Акио выдохнул сквозь сжатые зубы.

Мия…

Он доверял ей. Доверял полностью, а она…

Как и когда она стала работать на Самхан?!

— Создан примерно два месяца назад, — так же бесстрастно продолжал видящий.

— Два месяца? — тяжело переспросил Акио.

Получается, уже после мидзуагэ. Но как? Виим — бесценный знак высшего доверия императорской семьи. Во всей проклятой огненной империи не наберется и десятка человек, одаренных подобным образом.