14 апреля 1994 г., через неделю после убийства десяти бельгийцев — «голубых касок», Бельгия вышла из МООНПР — сделав именно то, чего и добивалась от нее «Власть хуту». Бельгийские солдаты, оскорбленные трусостью и никчемностью своей миссии, искромсали свои ооновские береты на взлетной полосе аэропорта Кигали. Через неделю, 21 апреля 1994 г., командующий МООНПР генерал-майор Даллер объявил, что, имея под рукой всего 5000 хорошо экипированных солдат и право сражаться с «Властью хуту», он мог бы быстро положить конец геноциду. Ни один из известных мне военных аналитиков ни разу не подверг сомнению его суждение, а многие его подтвердили. Радиопередатчик СРТТ был бы очевидной и легкой первой мишенью. Однако в тот же день Совет Безопасности ООН принял резолюцию, которая сократила силы МООНПР на 90%, приказав вывести из страны всех, кроме 270 солдат, и оставив их с мандатом, который мало что разрешал им сверх возможности хорониться на корточках за мешками с песком и наблюдать.

ТО, ЧТО РУАНДА БЫЛА БРОШЕНА НА ПРОИЗВОЛ СУДЬБЫ СИЛАМИ ООН, БЫЛО И ОСТАЕТСЯ ПО СЕЙ ДЕНЬ ВЕЛИЧАЙШЕЙ ДИПЛОМАТИЧЕСКОЙ ПОБЕДОЙ «ВЛАСТИ ХУТУ», И ЗАСЛУГУ В ЭТОМ МОЖНО ПОЧТИ ЦЕЛИКОМ ОТНЕСТИ НА СЧЕТ СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ. Память о фиаско в Сомали была еще очень свежа, и Белый дом только что завершил разработку документа, названного президентским решением-директивой 25, который сводился к перечислению причин избегания Америкой участия в миротворческих миссиях ООН. Едва ли имело значение, что призыв Даллера к расширению военного присутствия и полномочий мандата не потребовал бы участия американских войск или что эта миссия была, строго говоря, не миротворчеством, а предотвращением геноцида. ПРД‑25 также содержала, по выражению вашингтонских делателей политики, «формулировку», настаивающую, что Соединенным Штатам следует убеждать другие страны тоже не брать на себя миссии, которых США желают избежать. В сущности, посол администрации Клинтона в ООН, Мадлен Олбрайт, была против того, чтобы оставить в Руанде хотя бы «скелет» группировки в 270 человек. Олбрайт впоследствии стала госсекретарем США — в основном благодаря своей репутации «дочери Мюнхена», чешской беженки от нацизма, которая не мирилась с попустительством и любила выдвигать Вооруженные силы США за границу, чтобы принуждать к повиновению бандитские диктатуры и криминальные государства. Ее имя редко ассоциируют с Руандой, но увиливание и принуждение других к увиливанию, в то время как число смертей росло от тысяч к десяткам тысяч, а от них и к сотням, было абсолютно низшей точкой в ее карьере государственного деятеля.

Через неделю после сокращения контингента МООНПР, когда послы Чехословакии, Новой Зеландии и Испании, преисполнившись отвращения под шквалом неопровержимых доказательств геноцида в Руанде, начали требовать возвращения войск ООН, Соединенные Штаты потребовали для себя контроля над этой миссией. Но контролировать было нечего. Совет Безопасности ООН, в котором Руанда с удобством занимала временное место в 1994 г., не мог даже заставить себя провести резолюцию, которая содержала бы слово «геноцид». Тем временем апрель уступил место маю. Пока руководители руандийского геноцида наращивали усилия по полной национальной мобилизации, чтобы ликвидировать последних выживших тутси, Совет Безопасности приготовился 13 мая снова голосовать за восстановление сил МООНПР. Стараниями посла Олбрайт голосование было отложено еще на четыре дня. Затем Совет Безопасности согласился выделить для МООНПР 5500 солдат, но только — как настаивали американцы — очень постепенно.

* * *

Так май перешел в июнь. К тому времени консорциум из десяти африканских стран, у которых лопнуло терпение, объявил о своей готовности послать в Руанду интервенционные силы — при условии, что Вашингтон пришлет 50 бронетранспортеров. Администрация Клинтона согласилась, но вместо того, чтобы одолжить отважным африканцам боевую технику, решила сдать ее в аренду ООН (которой Вашингтон задолжал миллиарды долларов по членским взносам) за 15 млн долларов, включая расходы на доставку и запчасти.

* * *

В мае 1994 г. мне случилось побывать в Вашингтоне и посетить американский Мемориальный музей холокоста, невероятно популярную туристическую достопримечательность, примыкающую к Национальной Аллее. Очередь за билетами выстроилась уже за два часа до открытия. Стоя в ожидании среди толпы, я пытался читать местную газету. И не мог пропустить фотографию на первой странице: тела, кружащиеся в воде, — мертвые тела, распухшие и обесцвеченные, тела столь многочисленные, что они сбивались в кучи и запруживали течение. Заголовок пояснял, что это трупы жертв геноцида в Руанде. Подняв взгляд от газетного листа, я увидел группу музейных сотрудников, прибывших на работу. У нескольких из них на лацканах коричневых форменных блейзеров красовались значки, которые продавались по доллару штука в музейном магазине, с написанными на них слоганами «Помните» и «Больше никогда». Музею был всего год от роду; на церемонии открытия президент Клинтон описал его как «вклад в безопасное будущее против любого безумия, какое может грозить впредь». ОЧЕВИДНО, ОН ВСЕГО-НАВСЕГО ИМЕЛ В ВИДУ, ЧТО ЖЕРТВЫ БУДУЩИХ ХОЛОКОСТОВ ТЕПЕРЬ СМОГУТ УМИРАТЬ, ЗНАЯ, ЧТО В ВАШИНГТОНЕ УЖЕ СУЩЕСТВУЕТ СВЯТЫНЯ, ГДЕ ИХ СТРАДАНИЯ, ВОЗМОЖНО, БУДУТ УВЕКОВЕЧЕНЫ ДЛЯ ПОТОМКОВ; но в то время казалось, что его слова несли несколько более смелое обещание.

К началу июня Генеральный секретарь ООН — и даже, между делом, министр иностранных дел Франции — стал привычно описывать бойню в Руанде как «геноцид». Но Верховный комиссар ООН по правам человека по-прежнему отдавал предпочтение фразе «возможный геноцид», а администрация Клинтона прямо запретила несанкционированное использование слова на букву «г». Официальной формулировкой, одобренной Белым домом, была такая: «Могли иметь место акты геноцида». Когда Кристин Шелли, пресс-секретарь госдепартамента, пыталась защитить этот семантический выверт на пресс-брифинге 10 июня, ее спросили, сколько актов геноцида требуется, чтобы назвать это геноцидом. Она сказала, что «не в ее возможностях ответить» на этот вопрос, туманно добавив: «Есть используемые нами формулировки, в применении которых мы стараемся быть последовательными». Когда на нее надавили, прося назвать определение акта геноцида, Шелли лишь пересказала определение этого преступления по конвенции о геноциде 1948 г. (подписать которую США сподобились только в 1989 г., т. е. через 14 лет после самой Руанды). Сделанная госдепартаментом расшифровка записей с брифинга отражает последовавший диалог:

Вопрос: Значит, вы говорите, что геноцид происходит, когда засвидетельствованы определенные акты, и подтверждаете, что эти акты имели место в Руанде. Так почему же вы не можете сказать, что там происходит геноцид?

Шелли: Потому, Алан, что есть причина для того выбора слов, который мы сделали, и я… вероятно, я… Я не юрист. Я подхожу к этому не с международно-правовой или научной точки зрения. Мы пытаемся, по мере наших сил, точно отражать описание, подходя конкретно к этому вопросу. Это… Вопрос действительно есть. Люди явно его рассматривают.

Шелли выразилась несколько более по существу, когда отказалась назвать геноцид геноцидом, потому что, как она сказала, «есть обязательства, которые возникают в связи с использованием этого термина». Она имела в виду, что, будь это геноцид, конвенция 1948 г. потребовала бы действий от подписавших ее стран. А Вашингтон действовать не хотел, поэтому делал вид, что это не геноцид. При том, учитывая, что вышеизложенный диалог занял примерно 2 минуты, за это время в Руанде было уничтожено в среднем 11 тутси.