принцесса. Она дала им поцеловать руку и каждого обняла; офицеры спустились с фельдмаршалом вниз и поставили караул под ружье. Граф Миних объявил солдатам, в чем дело. Все громко отвечали, что они готовы идти за ним всюду. Им приказали зарядить ружья; один офицер и 40 солдат были оставлены при знамени, а остальные 80 чел., вместе с фельдмаршалом, направились к Летнему дворцу, где регент еще жил.

Христофор фон Манштейн.

Немецкая гравюра XVIII века.

Шагах в 200 от этого дома отряд остановился; фельдмаршал послал меня к офицерам, стоявшим на карауле у регента, чтобы объявить им намерения принцессы Анны; они были также сговорчивы, как и прочие, и предложили даже помочь арестовать герцога, если в них окажется нужда. Тогда фельдмаршал приказал мне стать с одним офицером во главе отряда в 20 человек, войти во дворец, арестовать герцога и, в случае малейшего сопротивления с его стороны, убить его без пощады.

Я вошел и, во избежание слишком большого шума, велел отряду следовать за собою издали; все часовые пропустили нас без малейшего сопротивления, так как все солдаты, зная меня, полагали, что я мог быть послан к герцогу по какому-нибудь важному делу; таким образом я прошел сад и беспрепятственно дошел до покоев. Не зная, однако, в какой комнате спал герцог, я был в большом затруднении, недоумевая, куда идти. Чтобы избежать шума и не возбудить никакого подозрения, я не хотел также ни у кого спросить дорогу, хотя встретил нескольких слуг, дежуривших в прихожих.

После минутного колебания я решил идти дальше по комнатам, в надежде, что найду наконец-то чего ищу. Действительно, пройдя еще две комнаты, я очутился перед дверью, запертою на ключ; к счастью для меня, она была двустворчатая и слуги забыли задвинуть верхние и нижние задвижки; таким образом я мог открыть ее без особенного труда. Там я нашел большую кровать, на которой глубоким сном спали герцог и его супруга, не проснувшиеся даже при шуме растворившейся двери.

Подойдя к кровати, я отдернул занавесы и сказал, что имею дело до регента; тогда оба внезапно проснулись и начали кричать изо всей мочи, не сомневаясь, что я явился к ним с недобрым известием.

Я очутился с той стороны, где лежала герцогиня, поэтому регент соскочил с кровати, очевидно, с намерением спрятаться под нею; но я поспешно обежал кровать и бросился на него, сжав его как можно крепче обеими руками до тех пор, пока не явились гвардейцы. Герцог, став наконец на ноги и желая освободиться от этих людей, сыпал удары кулаком вправо и влево; солдаты отвечали ему сильными ударами прикладом, снова повалили его на землю, вложили в рот платок, связали ему руки шарфом одного офицера и снесли его голого до гауптвахты, где его накрыли солдатскою шинелью и положили в ожидавшую его тут карету фельдмаршала. Рядом с ним посадили офицера и повезли его в Зимний дворец.

В то время, когда солдаты боролись с герцогом, герцогиня соскочила с кровати в одной рубашке и выбежала за ним на улицу, где один из солдат взял ее на руки, спрашивая у меня, что с нею делать? Я приказал отвести ее обратно в ее комнату, но солдат, не желая утруждать себя, сбросил ее на землю, в снег, и ушел. Командир караула нашел ее в этом жалком положении, он велел принести ей ее платье, и отвести ее обратно в те покои, которые она всегда занимала.

* * *

Лишь только герцог был арестован, как всем находившимся в Петербурге войскам был отдан приказ стать под ружье и собраться вокруг дворца. Принцесса Анна объявила себя великой княгиней России и правительницей империи на время малолетства императора. В то же время она возложила на себя цепь ордена св. Андрея и все снова присягнули на подданство, в каковой присяге была упомянута великая княгиня, чего не было сделано прежде по отношению к регенту.

Не было никого, кто бы не выражал своей радости по случаю избавления от тирании Бирона, и с этой минуты всюду водворилось большое спокойствие; на улицах были даже сняты пикеты, расставленные герцогом Курляндским для предупреждения восстаний во время его регентства. Однако нашлись люди, предсказывавшие с самого начала революции, что она не будет последнею, и что те, кто наиболее потрудились для нее, может быть, падут первыми. Впоследствии оказалось, что слова их были справедливы.

22-го ноября принцесса пожаловала несколько производств и наград. Супруг ее, принц, был объявлен генералиссимусом всех сухопутных и морских сил России. Граф Миних получил пост первого министра. Граф Остерман – незанятую уже много лет должность генерал-адмирала. Князь Черкаский был пожалован в канцлеры; место это не было занято со смерти графа Головкина. Граф Михаил Головкин, сын покойного канцлера, был возведен в вице-канцлеры.

Многие другие получили большие награды чистыми деньгами или поместьями; все офицеры и унтер-офицеры, принимавшие участие в аресте герцога, получили повышения. Солдатам, стоявшим в карауле, дано денежное вознаграждение.

Отставка Миниха

Фельдмаршал Миних арестовал герцога Курляндского единственно с целью достигнуть высшей степени счастия; цель его была та же, как и в то время, когда он убеждал герцога сделаться регентом, т. е. он хотел захватить всю власть, дать великой княгине звание правительницы и самому пользоваться сопряженною с этим званием властью, воображая, что никто не посмеет предпринять что-либо против него. Он ошибся.

В тот самый день, когда принцесса Анна объявила себя великою княгинею и правительницей, он получил отказ, сильно его уязвивший, так как на его заявление о надежде быть генералиссимусом, принцесса ответила, что эта должность не подобает никому, кроме ее супруга, как отца императора. Тогда Миних хотел просить титула герцога Украинского и полновластия над этою страною; но сын отговорил его от этого намерения. Наконец, он решился быть первым министром, и чрезвычайно оскорбил этим поступком графа Остермана, руководившего до тех пор единолично всеми делами министерства, а так как он никогда не был из числа друзей графа Миниха, то с этой же минуты начал устраивать его погибель.

Чрезмерное честолюбие фельдмаршала послужило графу Остерману удобным поводом для интриг против него. Составляя указ, силою которого принц Антон Ульрих объявлялся генералиссимусом, Миних включил в него следующие свои собственные слова, что «хотя фельдмаршал граф Миних, в силу великих заслуг, оказанных им государству, мог бы рассчитывать на должность генералиссимуса, тем не менее он отказался от нее в пользу принца Антона Ульриха, отца императора, довольствуясь местом первого министра».

Граф Остерман не преминул выставить на вид эти выражения и вполне дал почувствовать принцу их высокомерное значение; это возбудило первое недоброжелательство против Миниха, а он с своей стороны много способствовал к поддержанию его своим бестактным обращением с принцем, который все же был отцом его государя.

Первые жалобы принца против Миниха были вызваны по поводу его письменных сношений с ним, так как в России существует известная форма, которую подчиненные обязаны употреблять во всех служебных письменных обращениях к своим начальникам; фельдмаршал вовсе ее не соблюдал и во всех сношениях с генералиссимусом придерживался формы обыкновенных писем. Он не сообщал ему ни одного важного дела, хотя принцесса несколько раз приказывала это, но когда дело шло о мелочах, каковы, например, повышения по службе нижних армейских чинов, тогда граф Миних не пропускал случая сообщить об этом принцу.

Так как принц совещался каждый вечер по несколько часов с графом Остерманом, то последний уговорил его пожаловаться об этом великой княгине. Он это сделал; Миниху было приказано совещаться во всех делах с генералиссимусом и, обращаясь к нему письменно, употреблять принятую форму. Это было для него жестоким оскорблением. Несколько времени спустя, случились новые, еще более важные по последствиям и более горькие для него неприятности.

Граф Остерман, при императрице Анне не выходивший уже несколько лет из своей комнаты, приказывал часто переносить себя к великой княгине и имел с нею несколько