какой-то лиходей с утра хотел военных ограбить.

— Да ну? — не поверил князь.

— Именно что-с!

— И как?

— Проедсказуемо-с: из револьвера в лоб с пяти шагов…

— Мда. Но запомни: он нам крайне нужен. И, желательно, пока живым. Но если живым не получится — главное, чтоб не ушел никуда. Вечером, попозже навести квартиру еще раз.

— Будет сделано-с!

Пуришкевич встал из кресла, взял графин, разлил по бокалам коньяк.

— События становятся все страннее. Мои люди провели рискованную акцию, но своего не добились: Распутин от них ушёл. Но штука в том, что его там вообще не должно было быть, и, вроде бы, в это время он вообще у вас в саду сидел. Ничего не понимаю.

— Владимир Митрофанович, вся эта мистика у меня в печенках сидит, вместе с его предсказаниями и анархистскими разглагольствованиями про «социалистическую империю». Но план, слава богу, давно есть, и уже исполняется. Что там с вашим водевилем про ревнивую императрицу?

— Люди уже выехали в это, как его, Покровское, затруднений там не вижу.

— Отлично, сударь, отлично. Ну, за наш успех!

* * *

Скромная комнатка Коровьева на Крюковом решительно не предназначалась для такого количества посетителей. Но имевший в своем распоряжении несколько куда более комфортабельных конспиративных квартир полковник Васильев отчего-то решил проводить потайное совещание именно здесь. Сам Валериан Павлович снова оккупировал стул, того же ведомства подполковник Беклемишев демократично сел на тумбочку, а на кровати умудрились уместиться ротмистры Потоцкий и Басманов-второй, да двое представителей контрразведки: подполковник Балашов и штабс-капитан Денисов. Васильев, как старший по званию, председательствовал. Представив присутствующих друг другу, он начал:

— Итак, господа офицеры. Прежде всего, давайте определимся, на каком иностранном языке можем говорить мы все? Мы во внезапном месте, но давайте исходить из того, что уши есть у любых стен.

Посыпались доклады. В итоге выяснилось, что всем знакомы латынь и греческий. Подкинули монетку, и полковник продолжил значительно медленнее, вспоминая слова языка потомков Гомера и Эсхила. Непредусмотренные древним языком термины он озвучивал на испанском или английском.

— Итак, я разговаривал по отдельности с большинством из вас. То, о чем мы говорили, на деле оказалось явлением куда более серьезным. И времени, как оказалось, почти не осталось. Собственно, даже без «почти» — оно уже убегает в отрицательные величины. Все новые и новые данные подтверждают печальную картину: в привычном виде империя существовать более не может, и дни ее сочтены. Сразу несколько объединений разнонаправленных сил готовят мятежи. Эта разнонаправленность в сочетании с прочими факторами может привести к тому, что государство просто разорвет — что, конечно же, недопустимо и чего необходимо избежать, как я считаю, любой ценой. Господа офицеры, главное решение, организационное решение, тот импульс, который начнет всё — его надо принять здесь и сейчас. Отчизна, Родина, Империя — она превыше всего. И если для неё нужно отдать жизнь и поступиться дворянской честью — мы обязаны это сделать, господа.

— Осмелюсь напомнить, что для большей массы российского дворянства мы — парии, — встрял Беклемишев. — Они скорее пожмут лапу любому псу, кроме, разве, бешеного, нежели руку жандарму. Но на кону судьба России, и я согласен с тем, что ради нее необходимо отринуть любые условности и пойти на всё. Я безусловно с вами, Валериан Павлович.

Остальные вразнобой высказались в том же ключе.

— Отменно, — подытожил Васильев. — Тогда приступаем к разработке операции… операции «Бешеные псы». Поспешности стоит избегать, но и любое промедление гибельно, так что зазор невелик. Начнем сверху вниз. Итак, их высочества великие князья…

В дверь постучали.

— Да? — как ни в чем не бывало спросил полковник.

— Григорий Павлович, от князя Юсупова я! Их сиятельство беспокоиться изволят-с, просят непременно прибыть!

— Входи, мой дорогой! — бодро позвал жандарм.

Дверь отворилась, в комнату зашел невысокий невзрачный мужчина — и замер, зачарованно глядя на пять направленных на него револьверов.

— Любезный, — негромко произнес Балашов. — Закрой-ка дверь. И без резких движений.

Глава 12

Швыбзя, Тютя и другие удивительные существа

Чем занять себя дорогому другу Гришке Распутину в ожидании файв-о-клока у императрицы, имея в виду, что часы показывают два пополудни? О, было бы желание, а занятие сыщется.

Для начала постарался прояснить вопрос с провожатыми: чем это таким я успел насолить казакам, что они всерьез вознамерились отправить меня к Джимми Хендриксу, опередив в этом вопросе незабвенного Пуришкевича? Вопрос, сами понимаете, не праздный: жить отчего-то хочется, и чем дальше, тем больше. Здесь скучно и, будем честны, страшно, но… Знаете, мне отчего-то нравится быть тут — где Саше Вертинскому снится бесконечный санитарный поезд, а храбрый Коля Гумилев одинаково хорошо действует и добрым словом, и револьвером. Мне на первую юность досталось довольно поганое время, да и на нынешнюю — а стоит вспомнить, что «родился» я тут всего-то неделю назад! — и на нынешнюю «юность» время выпало как бы не еще хуже. Но рядом с такими ребятами, как два эти поэта, как Балашов, как жандармский полковник, хочется жить и делать что-то хорошее, а не бухать с перепугу четырнадцать лет кряду, как я после крушения страны.

— Господа, пока вы меня провожаете, давайте расставим точки над «и», «ё» и другими буквами, где зачем-то могут понадобиться точки, — предложил я казакам. — Возможно, я даже соглашусь с вами, что повинен смерти, но хорошо бы знать, за что именно.

— Давайте я отвечу на ваш вопрос, сударь, — начал офицер. — Полковник Оладьин, честь имею. Суть проста: наслушавшись газетных сплетен, казаки их императорских величеств лейб-конвоя самовольно, не ставя старших по команде в известность, решили, ни много ни мало, спасти Империю, расправившись с главным виновником всех бед — то есть вами. Для этой цели они приехали в Петроград… — и он изложил мне вполне ковбойскую историю про лихих казаков и пулеметную засаду в Шушарах. — Так что зуб на вас они наточили действительно огромный, не зная ровно две вещи: первое, что охотились они не на вас, а на немецкого офицера, и второе, что ничего из того мракобесия, что приписывают вам, милостивый государь, в реальности не происходило.

— Как же не происходило, господин полковник! — взвился хорунжий. — Все ж газеты пишут, и в обчестве все разговоры только об том и идут!

— Хорунжий Подобед, вы ведь постоянно несете службу при особах их императорских величеств?

— Так точно!

— Тогда ответьте мне на два вопроса. Первый: сколько раз и когда именно господин Распутин бывал в сем году в царском дворце?

— Один раз, господин полковник. В марте месяце, как цесаревич болел.

— И второй: уезжала