как личности, прошло в эпоху видео. Сколько боевиков, детективов и триллеров я за свою юность пересмотрел — мама дорогая. И вынес из них четкое убеждение: в такой ситуации непременно надо поговорить. И чем дольше, тем лучше. В идеале — пусть злодей, истекая слюной, полчаса рассказывает, как он счастлив наконец-то добраться до такого беззащитного героя.

— Долго ловил-то? — спросил я.

— Долго, Гриша, долго! Все мы тебя искали и ловили, но удача улыбнулась мне — я знал, что ты под немкин подол вернешься, потому сюда и устроился. А ты… Ты, мразь, гнида, тварь! Ты… Я тебя…

Увидев, что эмоции перекрыли счастливому злодею остатки словарного запаса, я постарался вернуть инициативу.

— Долго, говоришь? Так и что с того? Вон, Илья Муромец, например, вообще тридцать лет и три года на печи сидел, все силу копил. Зато потом как слез с печи — тут уж никому мало не показалось. Кстати, ты знаешь, в чем отличие Ильи Муромца от Питера Пэна? Казалось бы — как много у них общего! Оба они наделены от природы волшебной силой, но оба живут в режиме ожидания. Не факт, что он продлится у них по-разному, — мы просто не знаем, начал ли Питер Пэн взрослеть через тридцать три года, — а вот Илья Муромец очень даже стал. Благодаря перехожим каликам — это русская разновидность феечек, если условно, — он мгновенно повзрослел ментально и духовно до своего реального возраста. Вполне возможно, что через тридцать три года после знакомства фея Диньдинь шепнет Питеру на ушко что-нибудь этакое, и он немедленно станет, например, адмиралом Ройал Нэви или, скажем, премьер-министром Британии, а? Но всё-таки, одно фундаментальное отличие между ними есть: Питер Пэн умеет летать, а Илья Муромец — нет, к сожалению! Да, к сожалению, потому что в парадигме рассматриваемого гипотетического катарсиса…

— Барин, вот ваша сковородка! — протянул мне подбежавший поваренок орудие приготовления завтрака. Повар-злодей очнулся от обалдения, в которое я успел его вогнать, и надавил на спусковой крючок своего «браунинга». За следующую секунду, пока он соображал, что перед стрельбой надо бы снять пистолет с предохранителя, я выхватил у поваренка сковородку и со всей дури пробил нападавшему по кумполу. Тот упал, выронив пистолет, который, разумеется, почему-то выстрелил. Вроде, никого не задело. Поваренок от неожиданности не удержал в руках все остальное, что принес мне, так что поверженного злодея засыпало мукой, поверх которых растеклись два разбитых куриных яйца. Надо отдать должное казакам: прибежали они быстро, фальшивый повар едва начал шевелиться. Вникнув в ситуацию, его они забрали с собой, не забыв про пистолет, а мне велели идти к себе и до особого распоряжения не высовываться. Я послушно поплелся обратно, по пути, правда, успел наскоро перекурить.

Хвала поварам — они не обрекли меня на голодную смерть! Едва полчаса прошло, а Тимофей принес мне стопку свежайших блинов, к ним прилагались плошки с красной икрой и медом, небольшой графинчик водки и кофейник. Водке, несмотря на утро, я обрадовался: кураж слетел, и уже ощутимо потряхивало, так что противошоковое — в самый раз. Едва успел подкрепиться и налил первую чашку кофе, как пришел давешний полковник.

— Присаживайтесь, ваше высокоблагородие. Доброго дня вам, господин полковник.

— Благодарю, — кивнул Оладьин, садясь на диван. — Позвольте поздравить вас с днём рождения.

— И вам не хворать. Только не кажется ли вам, что охрана исключительной важности объекта — обиталища августейшего семейства — как бы это сказать помягче… оставляет желать много лучшего? Я не о себе сейчас — застрелят — значит, так мне и надо. Но здесь же императрица, наследник, великие княжны, да и сам наш царь-батюшка. Насколько мне известно, предпочитает обитать именно тут. Как же так-то, а?

— По больному бьёте, — вздохнул Оладьин. — Но поделом, конечно. Нападал на вас участник небезызвестного «Союза Михаила Архангела». Охрана уже усилена, и будет усилена ещё сильнее. Из Петрограда выехали жандармы, будут проверять весь персонал теперь. Я, собственно, зачем пришёл-то… Не поверите — извиниться. Хоть и не я, между нами, отвечаю за местную охрану, но на душе, признаться, погано.

Я вздохнул и налил ему водки.

— Выпейте, полегчает. Мне вот полегчало. Ну, почти. А теперь послушайте один коротенький вальсок, а потом пойдём покурим.

На рассвете — огненный вал,

До полудня — случится атака,

Кто там в карты вчера проиграл,

До отбоя неважно, однако.

Нам японцы в маньчжурских степях

Приоткрыли иные миры,

Где смерть легче пера,

А долг тяжелее горы.

По колено в болотной воде,

По Мазовии, проклятой Богом,

От беды — сквозь победу — к беде,

По приказу, без сна, без дороги…

Но мы правила этой игры

Зазубрили ещё в юнкерах,

Где долг — тяжелее горы,

А смерть — куда легче пера…[41]

— Спасибо, — просто сказал полковник Оладьин.

— Идёмте курить, — ответил я.

А на перекуре нас настигли сногсшибательные известия. К полковнику подбежал молоденький подпоручик и, козырнув, молча вручил ему газету. Полковнику хватило секунд десять, после чего он затейливо выругался и передал «Петроградский листок» мне.

Династия князей Юсуповых пресеклась!

Ужасное несчастие произошло минувшей ночью. По неизвестной пока причине на набережной Мойки до тла сгорел дворец князей Юсуповых. В четвертом часу утра дежурный на каланче Адмиралтейской части увидел зарево в направлении Исаакиевского собора. Немедленно были высланы пожарные под общим командованием брандмейстера А. Сухаго. Прибыв на набережную Мойки, они, к ужасу своему, узрели Юсуповский дворец, объятый пламенем от края и до края. До глубокого утра продолжалась беспримерная борьба с огненной напастью, на помощь присоединились команды иных частей Петрограда. По завершении тушения, ко всеобщей скорби, были обнаружены тела нескольких погибших. Как рассказал корреспонденту нашего листка представитель Адмиралтейской полицейской части, пожелавший остаться неизвестным, среди прочих удалось опознать тела великого князя Дмитрия Павловича, княгини З.Н. Юсуповой, ее сына князя Ф.Ф. Юсупова, а также депутата Думы В.М. Пуришкевича. Богатейшая аристократическая династия Империи, увы, пресеклась теперь уже окончательно! Изо всех Юсуповых остались лишь старый князь, он же граф Сумароков-Эльстон, и супруга младшего князя, дочь великого князя Александра Михайловича, Ирина. Оба они пребывают в своих крымских имениях. Полиция проводит расследование этого ужаснейшего происшествия…

Я вернул газету Оладьину и прикурил новую папиросу от почти догоревшей. Говорить ничего не хотелось. Ему, видимо, тоже: молча козырнув, полковник меня покинул.

Кто бы они ни были на самом деле, что