Владислав специально съездил посмотреть на укрепления немцев в этих местах. Оборона сделана грамотно, очень много используется дзотов и блиндажей. Хорошо выполнены хода сообщений, но есть уязвимые места: траншеи очень узкие, артиллерию стараются выдвинуть вперед, а не назад, как принято у нас. Сзади находятся только минометы. Внимательно осмотрел конструкцию блиндажей, дотов, средств и способов маскировки. Вместе с собой водил по позициям начальника артразведки корпуса и его подчиненных из дивизий. Война перешла в новую стадию – окопную, или «зиц-криг» по-немецки, и требовалось разрушать систему оборонительных сооружений. Еще на совещании в Кремле Владислав поднимал вопрос о незаконченности проекта СУ-122 и о необходимости создания полноценной 152-миллиметровой пушки-гаубицы с высокой мобильностью и высокой скорострельностью. Находящиеся на вооружении А-19 были очень тяжелыми и малоподвижными. Приводил в качестве примера удачное наложение более мощного ствола на лафет ЗиС-2, в результате имеем превосходную 76-миллиметровую полковую пушку ЗиС-3.

– Если наложить М-10 на лафет М-30, то получится уникальное по своим свойствам орудие: шесть дюймов и вес около трех с половиной тонн, с дальностью стрельбы до пятнадцати километров. Для дивизионной артиллерии – прекрасно подходящее орудие. И есть неплохие лафеты от пушек М-60 и великолепные 130-миллиметровые пушки Обуховского завода с дальностью стрельбы до двадцати семи с половиной тысяч метров. То есть мы, имея такие пушки на вооружении, будем иметь возможность поражать любые немецкие орудия. Чисто контрбатарейная пушка. Тем более что все компоненты производятся серийно, в том числе и боеприпасы.

Грабин и Петров, присутствовавшие на совещании, положительно восприняли данные предложения, и в марте сорок второго года на войсковые испытания поступили орудия Д-1 и М-46. А вместо отправленных на ремонт орудий МЛ-20 поступили орудия М-47. Понравилось конструктивное решение с опорной плитой под лафетом: позволяет довольно быстро развернуть орудие на триста шестьдесят градусов. Но маловат угол возвышения у обеих пушек. Заменить полностью МЛ-20 они не могут. Зато очень понравилась Д-1: легкое, мощное и достаточно дальнобойное орудие. В самый раз для дивизионной артиллерии.

Заменили самолеты в разведывательной эскадрилье корпуса. Теперь вместо У-2 и Як-4 летают Ока-38. У них полностью закрытая кабина, установлены два дальномера и фотоаппарат. Очень маленькая скорость, но отличная маневренность и живучесть. На работу эскадрильи было множество нареканий до этого. Як-4, имевший высокую скорость, но низкую надежность и малый радиус действия, не мог корректировать артиллерийский огонь. Кстати, и радиостанции на нем не было, что еще больше затрудняло его использование. У-2, работяга-кукурузник, отличная машина для всего, кроме корректировки. Выставить его днем на эту работу фактически означало его потерять. У немцев была «Рама» высотная, маневренная и прикрытая всегда истребителями. С хорошей радиостанцией и отличным обзором.

«Раму» очень не любили красноармейцы. «Прилетела «Рама» – жди бомбежки или обстрела!» Наличие у нас только легких корректировщиков, к тому же имевших слабые и шумные радиостанции, не давало возможности вести полноценную артиллерийскую разведку и корректировку. Выручили американцы, поставившие по ленд-лизу A-29B. Сам по себе «Гудзон» как бомбардировщик уже никого не устраивал: маленькая бомбовая нагрузка, а сам довольно большой, – но как разведчик-корректировщик он получился просто замечательной машиной. Наличие иллюминаторов на бортах позволяло установить дальномеры, американцы же поставили отличную многократную оптику и хорошие фотокамеры. Плюс он мог висеть над линией фронта десять часов подряд! Имел большой практический потолок: более семи с половиной тысяч метров, стояли хорошие радиостанции, которые были дублированы. Корректировщики не являлись членами экипажа, но могли вести оборонительный огонь в случае необходимости. Четыре таких самолета поступило в разведывательную эскадрилью, для их обороны прислали восемь истребителей «Киттихаук», так как у наших самолетов-истребителей был очень ограниченный запас топлива.

Кроме самолетов разведка активно использовала наземные наблюдательные пункты, сделанные на высоких деревьях и оборудованные приборами наблюдения, парковые дивизионы имели оборудование для наполнения аэростатов, оболочки, корзины и лебедки. К сожалению, уязвимость аэростатов была очень высокой. Немцы охотились на них, используя авиацию, зенитную артиллерию. Если у наблюдателей были парашюты, то приборы наблюдения их не имели. Наличие у немцев среднекалиберных дальнобойных 88-миллиметровых пушек сводило на нет усилия парковых дивизионов по организации такого наблюдения. С появлением нормальных самолетов с этим вопросом стало значительно легче. Работы по воздушной разведке проводились днем и ночью с использованием бомб «фотаб» и фотоаппаратов «АФА-Р» с фокусным расстоянием 500 миллиметров и «КОДАК», имевших фокус в один метр.

Днем «Гудзоны» использовались преимущественно на нашей стороне фронта для корректировки огня артиллерии и обнаружения колонн противника. Ночью, при обнаружении колонн, они могли вызвать огонь и откорректировать его. Но в основном летали глубже в тыл противника и производили аэрофотосъемку там. К сожалению, на этом участке фронта у немцев было довольно много ночных истребителей, а в начале весны сорок второго появились и радиолокаторы на них. Так что весной, после потери двух «Гудзонов», от дальних рейдов пришлось отказаться. К счастью, их быстро заменили, и сбиты были самолеты-разведчики, а не корректировщики. После этих потерь все ночные полеты проходили в пределах радиуса действия локатора Осовца, который помогал «Гудзонам» уклоняться от противника. В дальнейшем, пришли самолеты с радарами, которые на них начали устанавливать еще в сороковом году.

Малыши «тридцать восьмые» тоже много работали, и там были потери, потому что вооружены они были слабенько: один ДА защищал верхнюю заднюю полусферу, снизу самолет был беззащитен. Правда, летали они «низехонько-низехонько», но без прикрытия, так как скорость у него предельно маленькая. В случае атаки они активно уклонялись, переходя на бреющий полет, и вызывали истребителей с ближайших аэродромов. Атаковать их было сложно, только внезапная атака могла принести успех. Сложность их использования для корректировки заключалась в том, что из-за маленькой высоты и неровного полета замерить дистанцию было сложно. Поэтому времени на пристрелку уходило больше, так как дистанция определялась с точностью «два лаптя на карте». Тем не менее, большинство стрельб артиллерии корпуса были обеспечены корректурой. Стрельба по площадям была сведена к минимуму.

Снарядного голода не было, в районе Белостокского выступа работали на полную мощность два снаряжательных завода-поезда, по инициативе как военных, того же самого Владислава, так и гражданских властей на всех заводах и заводиках было организовано производство всего необходимого для армии, в том числе и снарядное производство. Это давало возможность людям получить рабочие пайки, деньги – их ведь никто не отменял. Организовывались производственные кооперативы, порой довольно мощные. Те предприятия, которые находились близко от линии фронта, демонтировались и вывозились дальше от мест боев и опять-таки получали свой план, снабжение и производили необходимую продукцию. В феврале сорок второго автомат ППС-42 был официально принят на вооружение, и его производство из опытного стало серийным. Кроме Осовца, его производство началось в Белостоке на машиностроительном заводе и в Лике в механических мастерских.