он был бесовскою силою. Раскидал он селян одним взглядом и в тот же день, не дожидаясь пока его избу предадут огню, ушел вместе с семьей в зачарованные болота, про которые многие слышали, но никто не видел воочию. Потому что не существовало к ним путей ладных, да и боялись их, как нечистых, да и находились они не близко, да и делать там было нечего. А звались те болота Чарусами.

Ушел Митока и прихватил все, что можно было унести с собою: и кур, и поросят, и коз взял. И ушли с ним дети и жена и некоторые соседи с роднею, коим тоже доставалось немало от селян за близость их к колдовскому племени. И никто не узнал бы никогда, дошел ли Митока до тех Чарус, или потонул в трясине вместе со своим скарбом.

Но случился среди православных на Руси раскол. Стали преследовать приверженцев старых правил аж пуще колдунов. Долго прятались они в лесах, долго маялись там, а потом решили перейти болота и направиться в другие края. А там, может, Бог спасет… Только заблудились они; окружил их бес трясинами, и ведомые им, вышли они в новые владения Митоки. А были среди раскольников и те, кто преследовал колдуна за дела его нечистые.

Все они оказались во власти Митоки. Виделись им и черти, и геенна огненная. Мертвое оживало, потешалось, да злобно вражило над людьми. Ни молитвы не спасали он наваждений, ни вера истовая. И сдались они, отдались колдуну во власть его бесовских чар. Но не стал губить их Митока, хотя и не пожалел. Поселились они на соседнем острове и стали жить как все. А чтобы не мучили кошмары, научил он их пить кровь живых поросят, в пищу которых добавляли уморник. И еще поглумился колдун над верой их, за которую эти люди страдали, и стали они верить во что попало. Кто на чурку осиновую молился, кто на соседа, а кто и на самого Митоку.

Только один не покорился. Научился он жить с наваждениями и совладал с ними, разумев с Божьей помощью, как отличать видения от сущего.

А прожил великий колдун почти сто лет. Мучительно умирал Митока и долго, но когда понял, что конец близок, позвал своего сына и переселил в него самого себя. И сын его, обретший вторую душу, перестал болеть и стареть. Но не нашел Митока в своем кощунстве радости, потому что лишил его Господь за эту дерзость головы.

И никто не узнал бы о живущих в Чарусах, но тот человек, что не покорился антихристу, вышел однажды из болот и поведал кое-что о жизни отшельников».

«Ну и ну», — только и сказал Валерий, кончив читать эту то ли сказку, то ли притчу, то ли легенду. Тайн становилось как будто меньше, но они превращались в нечто еще более загадочное. Надо было, не паникуя, переосмыслить новые сведения, для чего требовалось просто заняться делом. Он притащил в дом подходящий округлый камень и стал затачивать скобу с одной стороны.

Утром, спрятав инструмент под куртку, Валерий вышел на улицу. Постоял, прислушался к звукам. Тишина. Туман стал еще гуще, и временами казалось, будто стоишь внутри призрачной полусферы накрывшей, словно куполом, землю. Вездеход ждал его. Холодный, мертвый, скособочившийся. Валерий влез в кабину и на ощупь вставил острие скобы между магнитом и корпусом динамика. Еще раз прислушался. Нет, сегодня погода явно потворствовала ему. Щелчок и заветный кусок уникального металла упал к ногам и откатился к левой двери кабины. Валерий полез за ним, стал шарить рукой в полумраке и вдруг вездеход качнулся. Надо было спасать магнит, но голова стукнулась о раму крыши, которая почему-то оказалась внизу и, в тот же миг, черная холодная вода, больно ударив в лицо, мгновенно затопила все пространство. Вездеход рухнул в яму. «Боже, опять!», — мелькнула шальная мысль. Валерий метнулся вверх, но там было днище, попробовал пробраться вперед — руки втыкались в вязкую глину. Наваливалось мучительное удушье. Оно сковывало движения, глушило сознание. Неожиданно в его лицо что-то больно ударилось. «Рычаг скоростей? — подумал уже почти равнодушно. — Или?..». Схватился рукой за корявую жердь, она дернулась, потянулась куда-то, но тут же выдернулась из скользких от глины пальцев и исчезла во мраке. И снова вернулась, ударив на этот раз в грудь. Валерий вцепился в нее двумя руками.

…Он очнулся в своем доме на полатях. С удивлением заметил, что лежит без одежды, завернутый в мягкие шкуры. Было тепло, уютно и вставать не хотелось. Но… магнит! Где он? Утонул вместе с вездеходом, или он успел его подобрать? Валерий вскочил, заметался по дому… Вспомнил о белогвардейском кителе в шкафу. Начал его надевать и… увидел свою одежду на лавке у стола. Она была сложена аккуратной стопкой, сухая, чистая. Сверху на куртке в продавленной от тяжести ямке лежал магнит.

27.

Деда Сома Валерий обнаружил у баньки. Он складывал в корзину дрова.

— Мыться будешь? — спросил старик. — Али кочемазым жить вздумал? Воды тода наносить надобно. Колодец вон там, видишь?

Валерий пошел к колодцу.

— Воду-то в жменях таскать будешь, что ли? Нет? Тады ведра возьми. — Сом вынес два ведра. Одно деревянное тяжеленное, другое почти новое — пластмассовое. Точно такое было у рыбака. — Сгожая вещь, — похвалился Сом тут же, заметив заинтересованность гостя. — Да не твоя, не лупься. У Прошки на лычаки выменял.

Валерий наносил воды, дед разжег каменку. Присели на крылечко.

— Старею, — пожаловался Сом. — Ноги мозжат…

— Поменьше по болотам бегай, — посоветовал гость.

— Так коды бегаю — лечше, а сяду, тоды и болят.

— Вездеход в яму упал, — как бы между прочим, сообщил Валерий.

— Ох?! — удивился старик. — Надо ж. Стоко лет стоял и на тебе. Торчит?

— Кто?

— Да визихот этот. Али весь утоп. С концами?

— Не знаю.

— Чудно. Знаешь, что утоп и не знаешь весь ли. Безлепица какая-то…

— Мне сказали.

— Кто ж?

— Да Прошка.

— А-а-а… Хотя странно. Тока у него был, мне ни слова. А тебе, вот, сообчил, поди ж ты. Вожеватым видать становишься. Хо-хо…

— Еще чем помочь? — спросил Валерий.

— Обедать пора. Пойдем, что ли?

— Спасибо, я уже, — снова соврал гость.

— Опять лукавишь. — Дед хитро подмигнул. — Не пойму никак. Вроде не хухря-мухря, а живешь, будто варлыга. Бегаешь туды-сюды сголомя, а ни дел, ни проку.

— А где Лида? — спросил Валерий уже в доме.

— Грибы мочит. Она-то тебе зачим?

— Спросил просто.

Дед вытащил из печи горшок. Сам накрыл на стол.

Ели молча. Валерий все