— Спрашивайте, Михаил Валерьевич. Что вас интересует?

— Какие взаимоотношения существуют между супругами Гольдман?

Девушка на секунду задумалась и ответила:

— Борис Аркадьевич несчастный человек. Несчастный и уставший. Жена говорит, что у них разный режим дня, я бы сказала шире — у них разный жизненный темп, несовпадающие интересы и кардинально противоположные устремления. Марта Игоревна человек деятельный, Борис Аркадьевич потерял к делам фирмы всякий интерес. Де-факто предприятием руководит жена.

— А де-юре?

— Врать не буду. Спросите у Фельдмана.

— Хорошо. Еще вопрос по теме. Гольдманы несколько лет живут врозь, и как бы это… выразиться…

— Есть ли у каждого связь на стороне? — подсказала Анна. — Вы это хотите спросить, Михаил Валерьевич?

— Да.

Тарасову нравилось, что девушка не отвечает на вопросы сразу. Анна сначала обдумывала свои слова и лишь потом доносила до капитана свое мнение.

— Что касается Бориса Аркадьевича… то… капитан, вы секретаршу видели?

— Юлю?

— Да. Так вот. Гольдман не проявляет к ней никакого интереса. Марта Игоревна меняет секретарш регулярно, и все красотки. Но ни с одной из них у Бориса Аркадьевича не было романа.

— Вы хотите сказать… что… он нетрадиционной ориентации?! — Тарасов так удивился, что неосторожно сделал огромный глоток кофе.

— Нет, — улыбнулась Анна, — я хочу сказать, что Марта Игоревна умная женщина.

— И все?

— И все. Бориса Аркадьевича совершенно не тянет к женщинам. Хотя жена, на мой взгляд, постоянно устраивает ему провокации в лице секретарш.

«Бедняга», — подумал капитан и дал себе слово завтра же сесть на диету.

— А Марта Игоревна?

— Могу донести слухи. Но они вас лишь запутают, Михаил Валерьевич. Достоверно знаю лишь одно: начальник службы безопасности Васнецов влюблен в хозяйку выше ушей.

— Она отвечает взаимностью? — оживился Тарасов.

— Я свечу не держала, но они держатся ласково. Простите за тавтологию.

— Муж в курсе?

— Ему все равно.

«Вспомним аллегорию про вуалехвостов, — подумал капитан. — Судя по намекам главбуха, в курсе многие, в том числе и муж».

— Сколько лет вы проработали в «Гелиосе»?

— Почти четыре года.

— Значит, история с пропажей денег произошла при вас?

— Да. — Аня взяла вторую сигарету, прикурила и задумчиво произнесла: — Странная тогда история вышла. Марта Игоревна человек жесткий, а тогда слабость проявила. Гудовин и Гольдман подозревали в краже Галю Вяткину, но увольнять не стали. Только в должности понизили. Кстати, во время проведенного домашнего расследования Галина вела себя неадекватно — не оправдывалась, а лишь один раз сказала: «Я ни при чем» — и все.

— А кто при чем?

Девушка пожала плечами:

— Полная тайна. Даже предположений никаких.

— Сегодня Вяткина мне сказала: «Если хотите, можете считать, что эти деньги взяла я».

— Да? Интересно. — Аня допила кофе, с сожалением поставила пустую чашку на стол и проговорила: — Я не знаю, почему Галина так сказала, но одно я знаю точно — денег она не брала.

— Откуда такая уверенность? — спросил капитан.

— Вам уже сообщили, что Галя — пьющая женщина?

— Я догадался, — кивнул Тарасов.

— Так вот. После пропажи денег она… как бы это сказать… на неделю вышла из строя.

— В запой ушла, — отредактировал капитан.

— Я поехала к ней, проведать, и знаете, что она мне тогда сказала? «Я, Аня, жалею, что сама этих денег не увела. Давно надо было это сделать и раздать бедным, больным и сиротам. Большая польза тогда бы от этих денег получилась». Эти слова я передаю сжато, Галя говорила много, путано, но суть от этого не меняется. К пропаже денег она отношения не имеет.

— Но в «Гелиосе» продолжают держать сильно пьющего бухгалтера, — поставил точку капитан. — Почему?

— Думаю, это решение Марты Игоревны. Мадам Гольдман питает непонятную слабость к Вяткиной.

— Непонятную? — перехватил Тарасов. — Галина не слишком приятный человек?

— Вы неправильно меня поняли, капитан. Гольдман многое прощает Галине. Галина же хозяйку ненавидит.

— Прям так уж и ненавидит? — Разговор с девушкой все более и более занимал Тарасова.

— А Галина этого почти не скрывает. Она называет офис «террариумом», выражаясь точнее, она говорит так: «Я чувствую себя стоящей у стекла, за которым ползают змеи».

— То есть… бухгалтерию она из террариума исключает? Если у стекла стоит и наблюдает…

— Да. Она наблюдатель. Но не беспристрастный. Пожалуй, ненависть ее ослепляет.

— Но она продолжает работать в «Гелиосе»?

— А куда ей податься? Еще год-другой — и она сопьется окончательно…

— Лечиться не пробовала?

— Дважды. По настоянию Марты Игоревны. Но для излечения требуется желание пациента, а Галя, по-моему, не хочет. Работы в головном офисе у простых бухгалтеров не так много, они лишь получают готовые отчеты от других подразделений и сводят общий баланс. Пока Галина справляется.

— Она могла подложить собаку в морозильник?

— На дне рождения Юлии? Вряд ли. Галина добрый человек, она не стала бы портить праздник девушке. Скорее бы подбросила собаку на стол Марты Игоревны… или Гудовина.

— Почему Гудовина?

Аня опустила голову, покачала туфельку на пальцах ноги и нехотя произнесла:

— Не очень хочется об этом говорить, Михаил Валерьевич. Но бывший бухгалтер, из двух уволенных тогда, рассказывала, что много лет назад у Вяткиной и Гудовина был роман. Они вроде бы даже пожениться хотели… но не сложилось.

— По чьей вине?

— Галина тогда не пила, — сразу объяснила Аня, — она работала главбухом и дружила с Мартой Игоревной, тогда еще не Гольдман. В общем, слушайте, Михаил Валерьевич. Пару лет назад Галина пригласила меня на день рождения. В офисе она никогда столов не накрывала и приглашала в ресторан не многих. В частности, два года назад пошли я, бухгалтерия и прежняя секретарша Тамара. У Гали была круглая дата — тридцать лет, и из Кашина приехали родственники — дяди, тети, двоюродные сестры… Так вот, одна из сестер — знаете, такая абсолютно деревенская мадам, которая в глаза правду-матку режет, — съязвила: «А где же, Галочка, женишок-то?! Почему не явился?» Сказала громко, на весь стол, и реакция кашинской родни… Знаете, Михаил Валерьевич, мне показалось, что Галину упрекают в недостойном, на их провинциальный взгляд, поведении.

— Жених — Гудовин?