– Направо! – приказала графиня Васе.

Через минуту наш «Опель» притормозил буквально в нескольких метрах от крыльца того самого двухэтажного здания, с нашлепкой командного пункта наверху.

– Работайте! – сказал я графине, и Ката медленно выбралась из машины. В своем не вполне соответствующем эпохе темно-сером трапециевидном платье свободного покроя длиной ниже колен, с застежкой сверху донизу и белым, украшенным снизу завязкой в виде банта отложным воротником и короткими рукавами, она смотрелась более чем импозантно. Особенно, учитывая, что сей наряд дополнялся строгой прической, темными очками на лице и «велродом» в правой руке.

И едва графиня сделала пару шагов к зданию, как из дверей прямо ей навстречу, прямо как тот зверь на ловца, выперся немолодой мужик в давно не чищенных сапогах, расстегнутом синеватом кителе люфтваффе и сдвинутой на затылок фуражке того же воздухоплавательного ведомства. Китель мужика украшали пустые погоны с широким серебристым кантом и серо-голубые (я не сразу вспомнил, что этот приборный цвет в ведомстве Германа Геринга принадлежал резервистам) петлицы с двумя «птичками». Стало быть, унтер-фельдфебель резерва люфтваффе. Какой-нибудь местный «комендант объекта старшина Семибаб»? Каких-либо наград или значков (даже за выслугу лет) на мундире этого типа не имелось (хотя, чего с такого резервиста взять?), зато под кителем унтер-фельдфебеля наличествовало приличное пивное брюхо, обтянутое не вполне свежей нижней рубахой серого цвета, а на шее болтался тусклый металлический жетон «посмертного медальона». И ни тебе ремня, ни кобуры – халтурно службу несет. Видимо, этому чудиле стало интересно, кого это сегодня вдруг пропустили за шлагбаум и дали раскатывать по вверенной ему территории? Любопытство – вещь наказуемая. Думаю, если бы этот унтер не выперся навстречу Кате, прожил бы на несколько минут дольше.

Увидев идущую ему навстречу незнакомую женщину с несомненным оружием (хотя, вообще-то «велрод» как-то не очень похож на обычный пистолет, особенно издали) в руке, он вытаращил глаза, но открыть рот так и не успел. Вместо приветствия хлопнул выстрел из бесшумки, и унтер-фельдфебель без стона рухнул навзничь. На какие-то секунды все замерло. Потом графиня потыкала упавшего острым носком туфельки и, поняв, что контрольный здесь не нужен, прислушалась и тихо вошла в здание. Мы с Васей, обнажив стволы, выскочили из «Опеля», готовые поддержать и прикрыть Кату, но это не потребовалось. Через минуту-другую внутри треснул еще один очень тихий выстрел.

Немного погодя графиня вышла наружу и остановилась перед нами в позе барыни-сударыни-дворянки – выкатив живот и уперев руки в бока.

– Как я и предполагала здесь почти никого, – сказала она. – Там, внутри, был еще один. Спал. Больше здесь точно нет ни одного человека. – И тут же, без паузы, приказала нам: – Затащите тело этого внутрь.

Чем дальше, тем меньше у меня оставалось желание убирать трупы после этой электромолотилки (а сколько их еще будет впереди?), поэтому я многозначительно посмотрел на стоящего рядом Васю, тот понял без команды и относительно легко втащил убитого в здание, ухватил тело за ноги.

Своими покрашенными ядовито-зеленой масляной краской стенами первый этаж гитлерюгендовского аэродромного здания изнутри очень напоминал гибрид школьного актового зала из моего детства с провинциальным автовокзалом тех же времен. Из мебели там было только несколько стоявших вдоль стен дощатых скамеек и десяток дешевых стульев казенного вида, и то и другое – видимо, любимого в Дриттенрайхе коричневого цвета.

В красном углу висел большой, но довольно скверно исполненный (явно массовый продукт кисти какого-то дешевого мазилки, которого подрядило на подобное художество за пайковой маргарин имперское министерство пропаганды) портрет фюрера, пониже которого располагался более мелкий цветной фотопортрет какого-то моложавого государственного деятеля в коричневом. По-моему, это был «молодежный фюрер» Дриттенрайха Бальдур фон Ширах. Кроме портретов вождей унылые стены слегка оживляли довольно однообразные по исполнению цветные плакаты в стиле этих сраных «новых римлян». Я присмотрелся – на одном была белокурая девочка с косичками в коричневой униформе и надпись красным цветом: «Jugend diet dem Fürer. Alle Zehnjahaigen in die HJ». На другом плакате очень похожая девочка размахивала украшенной свастикой кружкой (явно для пожертвований), пониже тянулась надпись: «Jugendherbergen und Heime». На третьем плакате было две довольно квадратные рожи – вихрастый мальчик-гитлерюгендовец и офицер в каске и сером мундире с риттеркройцом под горлом, подпись гласила: «Vom Hitlerjugend zum Offizier der Heeres – Dein Weg!». Ну да, твой путь из гитлерюгенда лежит прямиком в офицеры вермахта, а далее, надо полагать, в могилу или в лагерь для военнопленных. Как говорится – счастливого пути!

Висели там и другие плакаты – например, угловатый коричневый барабанщик на фоне красно-белых знамен со свастикой, с белой надписью на красном фоне внизу: «Wir sind Deutschland Zukunft». Стало быть, такие, как вы, будущее Германии? Ну-ну. Воистину, такого будущего никому не пожелаешь. Хотя, если бы все эти, пока еще недобитые, нацисты могли хоть на секунду представить себе свою родную Германию начала XXI века (с понаехавшими на дармовщинку арабами и африканцами, воинствующей тупостью, запредельной терпимостью к любым извращениям от половых до политических, засильем педиков и безумной гинекологиней в качестве министра обороны) – они точно дружно попрыгали бы с обрыва в какую-нибудь ближайшую реку, предварительно повязав себе на шеи подходящие чугунные гирьки (Одер, Эльба и Рейн при этом точно вышли бы из берегов) или перешлепались бы из своего табельного оружия, сэкономив антигитлеровской коалиции прорву боеприпасов. Хотя, как знать – я-то хорошо помнил, что всей этой «культурной публике» было не впервой «перековываться».

Ну и прочая плакатная мелочь – несколько мальчиков в униформе бегут на фоне тех же знамен со свастикой, подпись: «Ein Ziel, Ein Wille, Ein Sieg. Sportfest der Hitler-Jugend», человек с развевающимся знаменем НСДАП, подписано: «Hitler Jugend Bewegung der Jungen Kriegsfreiwilligen», желтая голова в скульптурном стиле на фоне флага со свастикой, подпись, уже знакомая по одному из предыдущих плакатов: «Hitler-Jugend Deutschlands Zukunf».

– Здесь точно больше никого? – спросил я вошедшую в здание графиню после того, как Вася с моей помощью утыркал тело унтера под скамейку в углу, так чтобы труп не бросался на глаза прямо от входа.

– Точно, – успокоила меня Ката. – Я посмотрела их журнал дежурств. На сегодня у них никаких полетов не было запланировано. Именно поэтому персонала здесь по минимуму и нет никакой вооруженной охраны. Что, в принципе, понятно, охранять тут особо нечего.

– Лучше гляньте – есть ли здесь что-нибудь, способное летать? – распорядился, я и графиня направилась наружу.

Потом я все-таки заглянул на второй этаж здания и убедился, что дорогая графиня сказала чистую правду. Там было несколько довольно пыльных комнат (в основном это были классы для теоретических занятий с учлетами), в числе которых наличествовала и «дежурка» с парой двухярусных, казарменного образца панцирных коек, на одной из которых лежал труп юнца в серо-голубом комбезе без знаков различия – в момент, когда киллерша Ката прострелила ему башку, он даже не проснулся. Возможно, даже умер счастливым. Из оружия мне удалось найти там только потрепанный «люгер», висевший на спинке стула в той же «дежурке», в комплекте с кобурой и поясным ремнем. Видимо, это было личное оружие того самого покойного унтер-фельдфебеля. Прикарманивать этот пистолет я не стал, у нас и так скопилось слишком много стволов – на всякий случай забрал только патроны.