— Да просто навестить Менке, — честно признался я. — Такой уж у меня сегодня выдался вечер воспоминаний о старых приятелях. Сперва просто послал ему зов, потом он сказал, что рассвет здесь красивый. А я ещё никогда не бывал в Суммони. Я вообще пока мало где был, просто не успел попутешествовать. Ну и на него самого посмотреть захотел — какой он стал? Его приятель говорит, что у Менке теперь настоящая чудесная судьба, как в древних легендах. Кто угодно на моём месте тут же побежал бы знакомиться по новой. И расспрашивать, как он дошёл до жизни такой.

— Это Карвен вам сказал про чудесную судьбу? — улыбнулся Менке. — Не берите в голову, он любит преувеличивать.

— Карвен отличный мальчишка, — заметил Иллайуни. — Очень талантливый и с большим сердцем. Жалко было отпускать — и его, и Таниту. Но ничего не попишешь, мне нужен только один ученик. Пришлось делать выбор. И я остановился на том, кто не мог без меня обойтись.

— Я был самым бестолковым, — весело подтвердил Менке. — И самым слабым. Ни на что толком не годился. Поэтому Мастер Иллайуни решил меня не отпускать. Понял, что без него я пропаду. А ребята, конечно, подумали, будто меня оставили, как самого способного. И не верят, что на самом деле всё было наоборот. Наверное, никогда не поверят.

— Ты был не столько самым бестолковым, сколько самым доверчивым, — улыбнулся Иллайуни. — На самом деле, это великий талант. Доверчивость — кратчайший путь к бессмертию, если попадёшь в хорошие руки. Ты оказался настолько удачлив, что сразу попал в мои — совсем молодым. Не мог же я тебя подвести.

На этих словах он зевнул, да так заразительно, что я тоже сразу захотел спать.

— Невежливо гнать гостя взашей, но придётся. Мне уже давным-давно пора спать. Ещё час назад улёгся, да ты уснуть не дал. Тебя было слышно издалека, хотя обычно стены дома милосердно берегут меня от любых потрясений. Но с тобой они не справились. Одно только твоё присутствие на нашем берегу звенело как корабельные колокола в порту в ветреный день. И ещё вопросы. Очень много вопросов, по большей части несформулированных; строго говоря, ты просто хотел узнать всё сразу, при этом совершенно не представляя, что может скрываться за этим «всё». И каждый твой невысказанный вопрос визжал и верещал на свой лад — невыносимо!

— Прости, — сказал я. — Сам понимаешь, я не нарочно. Даже не подозревал, что от меня столько шума. Хотя мой друг в своё время говорил, что я дурно влияю на деревья в его саду: чего доброго научатся у меня беспокоиться, выкопаются из земли и станут бегать по городу, нервно размахивая ветвями.

— Ты наверное думаешь, что это удачная шутка, а мне совсем не смешно, — поморщился Иллайуни. — Могу только посочувствовать этим горемычным растениям. Сегодня на их месте оказался я. И, помаявшись, решил: ладно, если спать всё равно невозможно, пойду познакомлюсь, интересный должно быть гость. И заодно удовлетворю его любопытство. Мой облик обычно шокирует чужестранцев, а речи — неподготовленных слушателей, вот и хорошо, пусть теперь мой мучитель сам не спит до полудня, ворочается от возбуждения, не в силах вместить в свою бедную голову всё, что видел и слышал. Я по натуре совсем не зол, но иногда до смешного мстителен.

— Отличная, кстати, вышла месть, — улыбнулся я. — Только со мной вряд ли сработает. Я способен уснуть даже на наковальне, при условии, что кузнец хотя бы иногда будет промахиваться мимо моей головы. А уж без кузнеца — чистое счастье. Этим, пожалуй, сейчас и займусь. Без кузнеца. Спасибо тебе за терпение. И за твою месть. Особенно за месть! И, — я повернулся к Менке, — за приглашение. Был рад повидаться. Здорово получилось. Рассвет у вас действительно красивый. Надеюсь, Мастер Иллайуни не настучит тебе по ушам за такого шумного гостя.

— Ну что ты, — серьёзно возразил Иллайуни. — Я никогда не бью учеников.

— А кто за мной по всему побережью с метлой гонялся, когда я пролил компот на «Трактат о Третьей Бледной Тени?» — внезапно возмутился Менке.

Наставник кое-как переформатировал своё зыбкое лицо в условно зверскую гримасу и показал ему кулак, после чего оба дружно расхохотались.

Если бы я переживал за Менке, тревожно гадал, что за учитель достался мальчику, и каково ему тут живётся, успокоился бы сейчас раз и навсегда. А так просто порадовался за обоих. Когда два человека, старший и младший, способны так дружно ржать по самому пустяковому поводу, ясно, что им крупно повезло друг с другом. И какая тогда разница, кто кого чему учит — хоть воскрешать, хоть убивать, хоть цветы для писем куманского халифа каким-нибудь хитрым древним способом засушивать. Настоящее обучение это не только передача знаний, но и — возможно даже в первую очередь — опыт счастливого равноправного взаимодействия с другим существом, во всём тебя превосходящим, но одним своим присутствием поднимающим на эту недосягаемую высоту. И вовсе не из соображений благотворительности, а просто потому что разговаривать с равным гораздо эффективней, чем неразборчиво выкрикивать инструкции, свесившись вниз головой со своих алмазных небес. И проще, и интересней. И веселей.

— Но за тебя я его точно не поколочу, — отсмеявшись, сказал Иллайуни. — Ты, конечно, шумный, как стадо куфагов[13]в брачный период, зато многие важные вещи понимаешь с полуслова. А понимающие собеседники — единственное, чего мне не хватает с тех пор, как я покинул Харумбу. Обязательно приходи ещё, поболтаем. У меня в погребе бутылка жёлтого Шихумского припрятана; уже лет сорок жду повода её открыть — мне-то вино пить нельзя[14], только наслаждаться, глядя, как это делают другие. Вернёшься — устрою себе такой праздник. Только в следующий раз приходи в середине ночи. На рассвете уже не до гостей. Я обычно довольно рано ложусь.

— Я тоже, — согласился я. — Очень рано! Даже до рассвета далеко не каждый день досиживаю.

После этого я всё-таки откланялся. А то действительно свинство: никто из-за меня спать не идёт. В том числе, я сам. Это особенно возмутительно.

* * *

Считается, что у меня отличная интуиция. Проявляется она в основном так: я регулярно совершаю вполне бессмысленные поступки, которые однако приносят неожиданно блестящий результат. Спроси меня потом, зачем я так сделал, только плечами пожму — откуда мне знать? Любого другого на моём месте считали бы просто умеренно везучим придурком, но для этого у меня слишком неоднозначная репутация. Поэтому на том месте, где у нормальных людей обычная бестолковость, у меня — интуиция. Из ряда вон выходящая, все так говорят.