— Какой именно?

— Поговорить с бывшими изгнанниками. Они замечательные. Каждый по-своему. Один, кстати, у Скалдуара Ван Дуфунбуха сейчас работает — и счастлив, прикинь. И всё это были их подарки — и концерт, и рассвет на берегу Ариморанского моря, и старый кейифай. Такой отличный он оказался… Прости, от всех этих впечатлений я устал, как неведомо что. И сейчас негостеприимно усну прямо у тебя на глазах.

— Ну, это далеко не самое худшее, что я от тебя видел, — утешил меня Шурф. — Как-нибудь переживу. — И, помолчав, добавил: — А интересные ответы на вопрос, что именно проделывала леди Шимора Тек с неизвестным сновидцем, приходят на ум теперь, когда мы узнали о специализации её учителя, правда?

— Даже слишком интересные, чтобы обрабатывать их нелепой штуковиной, в которую превратилась моя голова, — зевнул я. — Подумаю об этом завтра.

Иногда я — удивительный оптимист.

* * *

«Ты мне нужен, — сказал Мелифаро. — Прямо сейчас. Можешь со мной встретиться?»

Мелифаро конечно злодей каких мало. И поиздеваться над ближними совсем не дурак. Но он знает меня слишком давно, чтобы будить задолго до полудня без веских на то оснований. Кому в наше время нужны могущественные враги?

И уж насколько я был сонный, растерянный и несчастный обладатель самой многоугольной в Мире головы, а сразу понял, что послать его подальше, перевернуться на другой бок и продолжить спать — хорошее, легко выполнимое, но не самое верное решение в моей жизни.

«Я всё могу, — сказал я. — Потому что всемогущ. Приходи в гостиную Мохнатого Дома через четверть часа, и будет тебе счастье».

«Да хоть прямо сейчас!»

Ну да. Я и забыл, что тратить время на дорогу ему больше не надо. Мелифаро совсем недавно выучился ходить Тёмным Путём и теперь практикует новое умение при всякой возможности. Кенлех говорит, он даже дома с этажа на этаж иначе как Тёмным Путём не перемещается. В общем-то, правильно делает, нет ничего важней регулярной практики. Но всё равно почему-то смешно.

Однако в настоящий момент смешно мне не было. Это что же получается, прощай мои драгоценные утренние минуты наедине с собой? Ну уж нет.

«Приходи когда хочешь, — сказал я. — Но счастье всё равно наступит только через четверть часа. Я, видишь ли, царственно нетороплив».

И с присущей мне царственной неторопливостью принялся метаться по спальне в поисках бутылки с бодрящим бальзамом Кахара, которая совершенно точно ещё позавчера где-то здесь была. И заодно приличной одежды. Ладно, ладно, хоть какой-нибудь одежды. Хоть чего-нибудь смутно напоминающего одежду. С утра Малое Заклинание Призыва мне точно не по зубам, поневоле приходится быть непривередливым.

Когда я кое-как привёл себя в порядок и спустился в гостиную, Мелифаро уже сидел в кресле, с шиком умостив на стол ноги в золочёных валенках, и пил камру прямо из кувшина, каким-то чудом появившегося здесь, пока я спал. Интересные дела. Вчера ночью никаких кувшинов точно не было, а Базилио, в силу своей иллюзорной природы не способная употреблять человеческие напитки, но полагающая их наличие на столе важным элементом дизайна интерьера, отправилась спать даже позже, чем я, а значит вряд ли поднимется раньше полудня; впрочем, я уже привык, что причинно-следственные связи в моём доме работают, как им самим заблагорассудится. И лучше вообще никогда не задумываться, откуда что берётся, и куда оно потом девается. Меньше знаешь, крепче спишь.

— Там что-нибудь ещё осталось? — без особой надежды спросил я, указывая на кувшин.

— Вряд ли, — меланхолично ответил Мелифаро. — Я уже довольно долго здесь сижу.

Я открыл было рот, намереваясь высказать всё, что я думаю о злых людях, способных оставить бедного сироту в моём лице без глотка утренней камры, но тут наконец увидел его отчаянные глаза. Все дурацкие шутки сразу вылетели из моей головы, а сердце привычно сжалось и ухнуло — не в пятки даже, а куда-то глубоко под землю. Чтобы никто никогда не нашёл, не откопал и не заставил переживать очередную драму, хватит уже с него.

Не то чтобы это ему когда-нибудь помогало.

— Что стряслось? — спросил я. — Кенлех в порядке?

Имя жены неожиданно произвело на моего друга целительное воздействие. Он растерянно моргнул и улыбнулся с таким облегчением, словно счастливо пробудился от кошмара и обнаружил, что все ужасы, успевшие с ним стрястись — всего лишь дурацкий сон, который даже запоминать особого смысла не имеет.

— Кенлех в полном порядке, — наконец сказал он. — Спасибо.

— За что?

— За напоминание о том, что по большому счёту у меня всё отлично. Вечно так — когда всякая ерунда выбивает из колеи, забываешь о главном.

Я молча кивнул. Сам так же устроен. Спросил:

— А какая именно ерунда тебя выбила? Я могу помочь?

— Ещё как можешь. Если прямо сейчас отправишься на улицу Мрачных Дверей и…

— И подниму им настроение?

Иногда бывает просто невозможно удержаться.

Мелифаро и бровью не повёл.

— Что-то в таком роде. На самом деле, надо, чтобы ты попробовал там поколдовать. Абсолютно всё равно, что именно ты сделаешь, лишь бы магию применил.

— Но зачем?

— Потом расскажу. Когда вернёшься. Ну что ты так кривишься? Я тебя не разыгрываю. Правда.

— Кривлюсь, потому что пытаюсь вспомнить, где у нас эта самая улица Мрачных Дверей, — объяснил я.

— Рядом с улицей Маятников.

— Час от часу не легче.

— А какая тебе разница? Не пешком же будешь добираться.

— Ну так бескорыстную любовь к бесполезным знаниям никто не отменял.

* * *

Улица Мрачных Дверей, строго говоря, представляет собой один небольшой квартал между почти такой же короткой улицей Маятников и глухим забором, окружавшим когда-то роскошный, а теперь явно нежилой жёлтый особняк в стиле конца эпохи правления Гурига Третьего. Или Четвёртого. И хорошо если не вовсе Пятого, по прозвищу Малыш. Чем больше полезных знаний по истории архитектуры вкладывает в мою бедную дырявую голову друг мой Малдо, обладающий сверхъестественной способностью свести к этой теме любую беседу, включая сетования на погоду и обсуждения нюансов вкуса жареных плавников рыбы йопс, тем больше я путаюсь в стилях, эпохах и порядковых номерах монархов.

В общем, этот жёлтый дом был похож на праздничный торт, испечённый неумелым, зато полным энтузиазма учеником кондитера. Таким домам к лицу бурная жизнь — разрисованные стены, разноцветные занавески, вертушки на балконах, флюгер на крыше, детские игрушки, раскиданные в палисаднике, пёстрые коврики на крыльце. Но опустев, они выглядят душераздирающе, даже если никаких видимых следов разрушения нет.

Кроме укрывшегося за забором особняка на улице было ещё полдюжины домов. Один совсем новый, трёхэтажный, из тёмного камня, со всех сторон увешанный яркими плакатами с надписями «Продаётся» и «Сдаётся в долгосрочную аренду». Остальные примерно на пять-шесть столетий постарше и на столько же метров пониже, но не ветхие, а напротив, недавно отремонтированные. Судя по отсутствию цветов на подоконниках, занавесок на окнах и хоть каких-нибудь посторонних предметов в одинаковых аккуратных палисадниках, эти дома тоже ещё не обрели жильцов. Впрочем, магистры их знают, может и обрели, просто цветы и занавески нынче не в моде? За этими переменами я совсем не слежу, поэтому грош цена моим скоропалительным выводам.