– Ты инфантильна. И это очень сексуально.

Он играл со мной, как будто бы наша игра еще не была окончена. Впрочем, заканчиваются ли наши поединки с бывшими в принципе? Похоже, что наши взгляды, встретившись, всю оставшуюся жизнь будут пытаться сказать что-то друг другу.

– Я никогда не понимала: ты любил меня или ненавидел.

– Я и сам этого не понимал.

Просекко смотрело на нас своими пузырьками. Я не имею привычки ужинать с теми, кто причинил мне боль, но сейчас все было по-другому. Я поняла, что никто неспособен причинить нам страдания. Есть только факты, поступки, а все остальное – лишь наше отношение к этому. Мы можем выбирать – кто нас бьет, а кто – целует. Прощать удары и прощать себя за то, что ненавидела. Только после этого можно полюбить снова.

– Что нового рассказали тебе женщины?

– Все. Они рассказали мне про себя, понимаешь? Про то, как они выбрали свой путь, про то, как они целовали мужчин, про то, как они отпускали их, даже тогда, когда не хотелось. Про то, во что они были одеты, когда надо было уходить, про то, какой была на ощупь рука, которую они пожимали. Это кажется всего лишь деталями, но ты жив, пока помнишь именно эти мелочи.

Он усмехнулся. В зале кафе было достаточно тихо, чтобы я могла услышать – он вспоминает. Его темные брови, морщинки вокруг глаз, красные губы – он был все так же красив. Когда из сердца уходит ненависть и боль, становится легко заметить чужую красоту.

– Я помню твою красную помаду и цепочку с пером. Так ты пришла на нашу первую встречу. Еще помню твою привычку никогда не писать первой и, да, опаздывать. И твои словечки – ты любишь вставить редкие словечки в простую беседу. По-моему, ты, когда говоришь, тоже пишешь книгу.

– А я чертовски милая, оказывается. Лови алаверды. Я помню, что ты любишь утку. Ты всегда все поправляешь, чтобы вещь лежала ровно и аккуратно. Ты вообще перфекционист. И наклоняешь голову влево, когда смеешься.

Еще год назад я никогда не решилась бы на подобное. Какая дерзость – мило беседовать и вспоминать вместе с тем, кто тебя отверг. Но внезапно я обнаружила, что научилась прощать. Что перестала требовать и ждать, что люди должны быть такими, какими хочется мне. Что перестала отрицать людей только потому, что у них другое мнение. Для этого мне и понадобился этот проект.

Сначала я спорила вслух, потом – мысленно, а после – научилась понимать. Это пришло не сразу. Понимание нужно тренировать, ведь оно находится в левой мышце. Нужно выслушать как можно большее количество людей, чтобы как можно больше от них услышать. Понять – не значит разделять эту точку зрения, но уважать. Уважать – не значит поступать таким же точно образом, но позволить людям быть такими, какие они есть, для того чтобы они позволили это и тебе.

Собираясь на встречу к своим женщинам, я стала доставать из шкафа свои платья. Потом я так же стала доставать свои комплексы, страхи, мечты и желания. В месяц по одной, в неделю по одной, в день. Все в жизни – лишь тренировка, которая однажды становится привычкой.

Я слушала женщин и видела себя. Не важно, это были хорошие или плохие видения, ведь они были настоящими. Раньше я врала себе примерно три раза в день, потому что так было удобно. «Все ласточки летают. Все, кто летают, – ласточки». Комфортный вывод подгонялся под любой знаменатель, и меня мало интересовала реальность. Но бог с ним, когда врешь другим. В устах некоторых женщин это и вовсе элегантно. Настоящие же трагедии происходят тогда, когда начинаешь врать самому себе. Это и была моя главная привычка на протяжении многих лет.

– Почему ты ушел?

– Ты очень много требовала от меня. Я понимаю, что женщины вообще требовательные люди. Это ваше хобби, что ли – требовать. И это угнетает. Потому что иногда я сам хочу взять телефон и позвонить, но когда это как требование, возникает блок. Я скажу все, что чувствую, и поцелую много-много раз, если перестанешь требовать. А ты? Почему ты после этого так ни разу и не позвонила?

– Потому что я ждала, что это сделаешь ты. Что ты все сделаешь.

– Вот. Ты даже после нашего расставания требовала, чтобы я сделал все за нас двоих. Знаешь, не случилось бы ничего страшного или постыдного, если бы ты хоть раз позвонила. Может, не сразу. Может, спустя месяц или полтора. Мужчинам иногда надо побыть наедине с собой. После этого многие вещи нам кажутся другими. Извини, мне надо выйти.

Он достал из кармана сигареты и вышел на улицу.

Мужчины и женщины любят совершенно по-разному. И слава Богу. Так задумала природа, чтобы мы не бегали по замкнутому кругу, не зарывались в однообразие и быт. А мы все равно умудряемся. Потому что нагло хотим, чтобы они любили нас так же, как мы любим их, а они в свою очередь – требуют от нас того же. В итоге начинаем играть в поддавки, наперекор своей природе. И – что? Да, когда мы насильно становимся одинаковыми, начинается этот ненавистный быт и все по кругу. Так и запишите: к серости жизни приводит эгоизм.

Спустя четыре года бесконечных чужих признаний и историй, сидя в кафе со своим бывшим мужчиной, теперь мне было это совершенно очевидно. Я стала хохотать себе под нос от осознания собственной глупости. Но так по-доброму. Ведь если уж начинать новую жизнь, то с того, чтобы научиться прощать в первую очередь себя.

Он вернулся и освежил наши бокалы.

– Почему никому из нас не пришло в голову поговорить раньше? – спросила я.

– На ошибках учатся. Просто учись.

– И знаешь, что я еще поняла, выслушав истории своих женщин? Что научиться всему – невозможно. Как-то банально и даже глупо звучит, потому что очевидно же. Но мы ведь все в постоянной попытке научиться жить без ошибок. И поэтому смертельно расстраиваемся, уходим в депрессии и уныние, когда опять ошибаемся. А это, на самом деле, нормально.

– Ты хочешь сказать, что больше не боишься ошибаться?

– Боюсь, конечно. Но это уже другой страх. Это такой страх, который уже не останавливает на пути к желаемому. Боязно, но вообще не так, чтобы оставаться на месте или делать шаг назад.

– Знаешь, если все это пришло к тебе после этого проекта с зарыванием по горло в чужие истории, быть может, все это было и не зря.

– Просто зарываясь в них, я одновременно зарывалась в себя.

– Не боялась, что потом не вынырнешь?

– В какой-то момент да. Это было дважды. Один раз на экваторе мужских интервью. Второй раз – перед тем, как начала писать женскую версию. На самом деле это дико сложно – постоянно выслушивать чужие истории, иногда – очень печальные, и пропускать их сквозь себя. Я стала подозрительной, нервничала, у меня было очень мало времени на моих друзей и близких. Я потеряла много друзей. Но когда осознала, сколько приобрела, начала писать вторую книгу. А когда дописала ее…

– Что произошло?

– Когда дописала ее, набрала твой номер и попросила взять у меня интервью для финальной главы.