– Я соблюдаю субординацию. В смысле жду, когда умолкнут старшие товарищи.

– Всё-всё, молчим! – уверили «старшие товарищи».

– Ответьте мне, нужен ли нормальному человеку, пусть даже и с проблемами, – а кто без проблем, – психотерапевт? Ответ однозначный – нужен. На тот случай, если совсем уж больше не с кем поговорить. Так давайте выпьем за то, чтобы психотерапевт нам никогда не понадобился. Кроме того, что один на всех, разумеется. Но ведь это неизбежно, не правда ли? Итак, в свете Вольтеровских аллюзий, за фатальный оптимизм, что ли!

– Отлично сказано! Молодец, Евгений Иванович! – Вадим даже присвистнул от восхищения. – Талантливый.

Все выпили и разом загомонили. Женька сел рядом с Машей и весь вечер вел себя настолько естественно, как будто знал всех давным-давно. Они говорили о какой-то ерунде, обсуждали больничную жизнь, беззлобно сплетничали. Маша улыбалась чему-то невидимому на стене, и друзья, после очередного тоста за «своевременность всего происходящего» почуяв, что становятся лишними, стали собираться.

– Пошли, «умерший король», тащи урну со своим прахом в обитель королевы-матери, наследников и как то бишь её? Королевы-тёщи, вот! – подтолкнула хмельная Людмила Николаевна расстроенного Некопаева, никак не желавшего ни замечать, ни принимать очевидного – он был лишним. И раньше, и уж тем более теперь.

– Никакой я не король! Я для Машеньки был халиф на час! – вдруг утробно завыл Виталик.

– Ну-ну-ну, не хватало ещё, чтобы сорокалетний… – громко и внятно акцентировала Людка, – женатый мужик…

– Отец двоих детей! – подхватила ехидная Светка, за что тут же получила по заднице от коленопреклонённого Вадима, застёгивающего ей сапоги.

– …разрыдался тут, как мальчик, которому на Новый год не подарили железную дорогу, – закончила Людмила Николаевна.

– Блядскую железную дорогу! – хихикнула Машка.

– Подарили, подарили!!! – по-бабьи подвывал Виталик. – Подарили, а потом отобрали!!!

– Ну, бывает, бывает. Дед Мороз ошибся адресом. Чужое брать нельзя. Поиграл – отдай! Зато у тебя дома под ёлкой голубь с ключиком в жопе, не плачь, Виталичек. Тоже очень хорошая забавная штуковина. Если нечасто заводить, – серьёзно успокаивала его Люда, хотя в глазах у неё плескался еле сдерживаемый смех.

Что до остальных – они давно уже прыскали, хрюкали и утыкались в воротники.

– Не хочу голубя с ключом в жопе!!! Это нехороший голубь, самозаводящийся, он всё время жужжит. Жу-жу-жу… Жу-жу-жу… Жу-жу-жу… А железная дорога, она тыгдым-тыгдым… тыгдым-тыгдым… тыгдым-тыгдым… Музыка сфер… Не отдам!

И тут всех согнуло в безудержном приступе хохота. Виталик, воспользовавшись тем, что Людкин захват ослаб, вырвался и рухнул перед Машкой на пол:

– Мария Сергеевна, я прошу вас стать моей женой!

– Любимой! – пропищала Светка, тут же получив от Вадима подзатыльник.

Маша сделала самое что ни на есть серьёзное выражение лица, на которое в данный момент была способна, и со всем «приличествующим моменту» достоинством, почти без ехидства, ответила:

– Право, это очень лестное предложение, Виталий Анатольевич, но сделай вы его даже тогда, когда я имела честь считать до трёх в ваших объятиях, я вынуждена была бы ответить отказом. Что же говорить теперь, когда я «шагнула за изгородь».

Женька на мгновение закрыл глаза, вдох – выдох где-то там, в диафрагме, в солнечном сплетении, никто ничего не заметил. И положил руку Маше на плечо.

– Друзья мои, я имею честь представить вам моего будущего мужа, Евгения Ивановича Иванова. Ах да, как его зовут, вы уже знаете. – Она накрыла его ладонь своей ладонью.

Столько нежности, столько ласки, столько единения было в этом незамысловатом жесте, совершаемом тысячью людей ежечасно. Но именно этот был каким-то особенным. Творящим. Сотворившим. Вечным. Любовью.

Но люди не могут видеть. Человеческое зрение – всего лишь одно из чувств.

И увидел Бог, что это хорошо.[88]

Нежность. Ласка. Единение.

На пару мгновений воцарилась тишина. Каждому стало отчего-то беспричинно хорошо. И захотелось застыть, просто задержаться в этом запахе весеннего ветра. В этом ласковом утреннем тёплом море. В этом гало[89]из новогодней хвои, где твоё лицо смешно отражается в шаре с блестками. В уютной постели, хорошей книге и тарелке сухарей с изюмом. Рядом с толстым, шерстяным, пахнущим ванилью щенком и ландышами. Внутри кофе по-ирландски с односолодовым виски и плова, приготовленного на открытом огне таджикским поварёнком в двенадцатом поколении. Запутаться в расчёсанной гриве породистой кобылы и застыть, как ястреб, царственно восседающий на проводах. И закружиться, как первый снег, и приземлиться вечерним туманом на томный летний луг.

И увидел Бог всё, что Он создал, и вот, хорошо весьма.[90]

Он проводил гостей, закрыл дверь и стал прибираться на столе.

– Я сварю кофе, а ты пока сходи в душ.

– Да, пожалуй. Просто постоять под водой, а потом просто выпить горячий кофе, просто лёжа в постели, просто смотря какое-нибудь глупое смешное кино. И просто спать, обняв тебя. Завтра… Вернее, уже сегодня суббота, и мы с тобой будем целый день дома. Будем обниматься, целоваться, разговаривать, пить, курить, заниматься любовью. В общем, знаешь…

Знаю…

что я Тебе снился

Ближе к пяти, под утро,

Что как раз отражает статистику

Времени самого тонкого…

Я в Тебя до глубин провалился,

Я дошёл до начала нетронутого…

Где ж Ты была, родная?..

– Чур тебя, – демоны шикают… —

Я была в прошлом… у Рая,

Но не шагнула за изгородь…[91]

Жизнь коротка, искусство обширно, случай шаток, опыт обманчив, суждение трудно. Поэтому не только сам врач должен употреблять в дело всё, что необходимо, но и больной, и окружающие, и все внешние обстоятельства должны способствовать врачу в его деятельности.

Гиппократ. «Афоризмы. Первый отдел»

– Плодоразрушающая, Евгений Иванович? Открывать набор?