Березовская сделала паузу. Бражник не знал, что сказать, хотя видал всякое, даже похлеще.

— Утром Шамрая вытащили наружу. Лиц своих похитителей он не видел, на всех были черные балаклавы. Его обмыли ледяной водой из шланга, швырнули одежду, а когда он оделся — снова запихнули на заднее сиденье машины. Там ему налили стакан водки и сунули в руки твердую папку, лист бумаги и ручку. Пояснений не последовало, но Шамрай все понял и написал так, как ему неоднократно советовали уже несколько раз и по телефону, и в личных беседах. После этого его отвезли в прокуратуру. У входа уже стояла его мать, насмерть перепуганная и заплаканная. Вместе с сыном, которого алкоголь на какое-то время привел в адекватное состояние, они прошли к следователю. И Виктор вручил ему заявление… Вот так и была поставлена последняя точка в деле Кострицы. Говорят, что после этого Шамрай глухо запил. Мать сначала кинулась было искать правду, подала заявление о том, что ее сына выкрали, но через пару дней дала задний ход — никаких перспектив. А Виктор пил вмертвую, и она была вынуждена везти его куда-то в Киев, чтобы уложить в специализированную больницу. Все это тянулось до поздней осени. Но знаешь, что любопытно? На работу в эти самые «Необычные факты» Виктору удалось устроиться как раз во время событий в Киеве. Майдан, всем не до работы, и уж тем более не до всякой там чертовщины, о которой эта газета писала и тогда, и сейчас… — Кира снова помолчала. — Но на самом деле и к нынешней истории все это имеет кое-какое отношение.

— Какое именно?

— Давай подумаем вместе, для этого и позвала. Тот, кто слил мне детали этого жуткого приключения с Шамраем, обмолвился: Василий Кострица на каком-то этапе обращался за помощью к Денису Ковалевскому. И получил ее.

— А конкретнее?

— Конкретнее — люди, ходившие под Акулой Дэном, подключались на этапе, когда попытка купить свидетеля не удавалась. Похоже, что подвал с волкодавом — его персональное ноу-хау.

— Хм… Но ведь Шамрай ни с какой стороны не причастен к убийству Поддубного. У них абсолютно разные интересы и круг общения. Они даже знакомы не были. И пока что… пока что общим в этих двух историях можно считать только то, что в обеих Акула Дэн фигурирует в качестве организатора преступления. Как минимум. Однако доказать ничего невозможно. Нет слов, Кира Антоновна, история показательная, Шамраю не позавидуешь. Но какое она может иметь отношение к нашему убийству? И при чем тут вообще Подлесное с его мистикой?

— Не знаю, — поморщившись, признала Березовская. — Просто подумала: а вдруг вдвоем нам все-таки удастся сложить пазл…

На самом деле не было ни плана «А», ни тем более плана «Б».

Бражник решил действовать по единственному в подобной ситуации плану — не строить никаких планов. Тем более что, собираясь в Подлесное, где можно столкнуться с самыми необычными явлениями, пусть даже и не мистическими, а обычными атмосферными или геологическими аномалиями, вряд ли разумно вообще разрабатывать планы. Любой из них, даже самый обстоятельный, может оказаться никуда не годным и кардинально измениться в следующую секунду.

Сергей решил действовать по собственному разумению. Поэтому обул армейские берцы, камуфляжные штаны, зеленый свитер с высоким воротом и теплую, но не тяжелую и не стесняющую движений пятнистую куртку. На голову — черную вязаную шапочку. В один карман сунул фонарик и запасные батарейки, завернутые в полиэтиленовый пакет. В другой — запасную обойму. Табельный «макар» сегодня отдохнет. Для таких ситуаций у Бражника, как и у большинства опытных оперов, имелся в загашнике конфискованный во время одного из обысков и не зафиксированный в протоколе «ТТ». Этот пистолет служил ему уже лет пять, хотя пустить его в дело доводилось всего трижды. И слава богу.

Операции, не санкционированные начальством, сотрудники «убойного» отдела проворачивали нередко. Потому что надежнее и эффективнее предпринять что-то на свой страх и риск, а уж потом, опираясь на результат, отписываться задним числом или просто помалкивать, сохраняя все в тайне.

Если уж по большому счету, то экспедиция в Подлесное не была серьезным служебным нарушением. Но он собирался действовать на чужой территории, к тому же вооруженный, что подпадало под пару статей уголовного кодекса. Вообще-то разбираться в этой истории должны были бы коллеги из района, а отчитываться им полагалось в первую очередь в областном управлении. Соответственно, в дальнейшем выявленными фактами надлежало заняться именно районному, а при необходимости — и областному розыску. Городской тут совсем ни при чем, в пролете. Зато если Бражник наворожит там чего не следует, городской розыск и его прямое начальство получат по шапке.

Субординация в милиции порой играет куда более значимую роль, чем непосредственное раскрытие преступления.

Однако Бражник, как и некоторые из его коллег, стреляных оперов с солидным стажем разыскной работы, добивался результатов, вследствие чего его терпело начальство, ценили партнеры, да и сам он имел основания себя уважать только благодаря злостному и систематическому нарушению этой самой субординации. Сергей порой даже готов был допустить нарушение прав человека и использовать незаконные методы допроса. Потому что совершенно искренне считал: убийца-наркоман не имеет права называться человеком, следовательно, действие человеческих прав и свобод на него не распространяется. И если такой тип отказывался давать показания, Бражник мог запереть его на сутки в квартире, где обычно встречался с агентурой, приковать для полноты картины наручниками к батарее парового отопления и заклеить рот скотчем. Спустя какое-то время, когда ломка скрутит подозреваемого в бараний рог, достаточно было просто показать ему издали шприц с дурью или пригоршню «колес», чтобы добиться чистосердечного признания.

Бандиты, с которыми он воевал несколько лет подряд, хоть и доказали, что искоренить бандитизм в одной отдельно взятой стране невозможно, тем не менее научили его чувствовать людей и разбираться в их мотивациях. В отличие от некоторых коллег, он никогда не выбивал показания, пользуясь электрошокером. В этом и заключалась причина того, что капитану Бражнику не особо светило в ближайшее время стать майором.

Его персональные показатели раскрытия дел оставались вполне средними, а иногда даже более низкими, чем средние. За это Сергей регулярно получал фитилей от начальства. Но оно, это самое начальство, в то же время знало: ни одно из признаний, полученных Бражником, впоследствии не окажется фикцией, преступник — вполне реальный и признается только в том, что совершил. Чужого на себя не берет, лишнего тоже, но и от своего не отрекается. Попался Бражнику — все, сливай воду. Если, конечно, виновен.

Потому-то начальство и недолюбливало капитана, и причиной тому был его чересчур независимый характер и упорное нежелание улучшать цифры отчетности. Недолюбливало, но и уважало: полученные опером результаты никогда не вызывали сомнений.

Именно поэтому Сергей Бражник, проработав без малого два десятка лет в уголовном розыске, мог позволить себе если и не полную, то все-таки определенную свободу действий.