Мэдди молча встала, заперла дверь в кабинет и обернулась к той, которая утверждала, что она – тот самый ребенок, от которого Мадлен Бомон отказалась в пятнадцать лет в надежде никогда больше не увидеть. Ребенок, по которому она годами рыдала, годами тосковала, о котором больше не позволяла себе думать. Ребенок, о котором никогда не рассказывала Джеку. Он знал только об ее абортах.

– Откуда я знаю, что это именно ты? – спросила Мэдди хрипло. Она была близка к обмороку от смешанных чувств раскаяния, страха, вернувшейся боли. Родив ребенка, Мэдди больше не видела его, да и держала на руках один-единственный раз. Девушка могла быть кем угодно: ребенком присутствовавшей при родах медсестры, дочерью соседа, вздумавшего ее шантажировать ради денег. Были люди, знавшие ее тайну, и Мэдди всегда была признательна им за молчание. Сколько лет она прожила в тревоге!

– У меня есть свидетельство о рождении, – пробормотала девушка, доставая из сумочки свернутую бумажку, обтрепанную и выцветшую. Вместе со свидетельством она отдала Мэдди маленькую фотографию младенца, на которую та уставилась, держась за стол, чтобы не упасть. Точно такую же фотографию ей вручили тогда в родильном отделении больницы: краснолицая новорожденная в розовом одеяльце. Мэдди много лет хранила ее в бумажнике, но в конце концов выбросила из страха, что ее найдет Джек. Бобби Джо знал ее тайну, но ему было наплевать. Многие их знакомые рожали нежеланных детей и отдавали на усыновление, с некоторыми это случалось еще раньше, чем с ней. Но Мэдди тщательно хранила этот свой секрет.

– Ребенок, ну и что? – холодно продолжала она. – Ты могла взять эту фотографию у кого-то другого, даже из больницы. Она ничего не доказывает.

– Если бы вы согласились, что я могу быть вашей дочерью, можно сделать анализ крови, – разумно предложила девушка. У Мэдди от жалости к ней разрывалось сердце. Она совершила подвиг, но Мэдди не спешила раскрывать ей объятия. Ведь девчонка вздумала разрушить ее жизнь, напомнить ей о том, что она столько лет пыталась забыть. И как теперь объясняться с Джеком?

– Присядь на минутку, – предложила ей Мэдди и сама опустилась в кресло рядом. Как ей хотелось до нее дотронуться! Отцом девушки был старшеклассник из школы, где училась Мэдди, они даже не были толком знакомы, но он ей нравился, и они пару раз встречались после очередной ее ссоры с Бобби Джо. Парень погиб в автокатастрофе через три недели после рождения ребенка, к тому времени она уже отказалась от младенца. Она так и не сказала Бобби Джо, кто отец девочки, а тому и не было до этого дела, хотя он раз-другой поколотил ее по этому поводу, ставшему просто очередной причиной для избиений после женитьбы.

– Как ты сюда попала, Элизабет? – Мэдди произнесла ее имя с большой осторожностью, как будто само его звучание могло предопределить судьбу, к которой она еще не была готова. – Где ты живешь?

– В Мемфисе. Я приехала на автобусе. Я с двенадцати лет работала, копила деньги. Я всегда хотела найти свою мать. Отца тоже пыталась найти, но о нем мне ничего не удалось узнать. – Она по-прежнему не представляла, что ей ответит Мэдди, и поэтому страшно нервничала.

– Твой отец погиб через три недели после твоего рождения, – тихо заговорила Мэдди. – Хороший был паренек, ты немного на него похожа. – Но с матерью у нее было гораздо больше сходства: тот же цвет кожи и волос, те же черты лица. Мэдди чувствовала: отвергнуть дочь она уже не сможет, даже если бы очень захотела. Покоя не давала мысль о том, как подадут эту историю таблоиды.

– Откуда вы про него знаете? – Элизабет смотрела на Мэдди неуверенно, еще не до конца поняв смысл услышанного. Она была сообразительной девочкой, но происходящее стало для нее слишком сильным потрясением, впрочем, как и для Мэдди. Обеим сейчас было сложно мыслить трезво.

Мэдди долго смотрела на гостью. Только что осуществилось ее самое заветное тайное желание, хотя еще не было уверенности, что это не розыгрыш, не шантаж и не кошмар, а девушка не окажется самозванкой; последнее, впрочем, выглядело маловероятным. Мэдди собралась что-то сказать, но вместо слов у нее вырвалось рыдание. Девушка в соседнем кресле очутилась в ее объятиях. Прошло много времени, прежде чем она сумела вымолвить слова, которые уже не надеялась произнести никогда в жизни:

– Я твоя мама…

Элизабет вскрикнула и закрыла ладонью рот. С полными слез глазами она уставилась на Мэдди, потом прильнула к ней. Они долго сидели так, сжимая друг друга в объятиях и обливаясь слезами.

– Боже, боже, я и не думала, что это окажетесь вы… Просто хотела попытать счастья… Господи!

Они раскачивались вместе, не разжимая объятий, и никак не могли наглядеться друг на друга. Элизабет улыбалась сквозь слезы, Мэдди от потрясения совсем перестала соображать. Она знала одно: произошло чудо, мать и дочь обрели друг друга. Что с этим делать, как быть дальше, она понятия не имела. Прошло столько лет – и жизнь предстояло начинать заново.

– Где твои приемные родители? – додумалась наконец спросить Мэдди. Раньше ей было дозволено знать только, что они – жители Теннесси, других детей не имеют, зато у них хорошая работа. И все. В те времена до более подробной информации было не докопаться, и, обладая таким минимумом сведений, найти кого-то нельзя было и мечтать. Именно поэтому информация и утаивалась. Хотя с годами законы, касавшиеся тайн старых усыновлений, изменились, Мэдди никогда не пыталась отыскать свою дочь. Она решила, что уже слишком поздно, лучше об этом не думать. И вот – дочь перед ней!

– Их я тоже не знала, – стала рассказывать Элизабет, вытирая слезы и не выпуская руку матери. – Они умерли, когда мне был только годик, погибли при крушении поезда. До пяти лет я росла в приюте в Ноксвилле.

Мэдди чуть в обморок не упала: она в то время жила там же, была замужем за Бобби Джо и могла бы забрать дочку к себе… Но у нее не было ни малейшей возможности выяснить, где она находится.

– После этого я побывала в разных приемных семьях. Некоторые были хорошие, другие ужасные. Я много колесила по штату, нигде не удерживалась дольше чем на полгода, потому что не хотела. Всюду чувствовала себя чужой. Одни родители плохо со мной обращались, и я с радостью перекочевывала к другим…

– Тебя больше не удочеряли? – Мэдди с облегчением увидела, что Элизабет отрицательно качает головой.

– Наверное, именно поэтому мне так хотелось найти… тебя. Раз-другой меня чуть не удочерили, но приемные родители оба раза решали, что это будет для них дороговато. У них же были собственные дети, и позволить себе еще одного они не могли. С некоторыми я поддерживаю связь, особенно с последними: у них пятеро детей, и они были ко мне очень добры. У них одни мальчишки, за старшего я даже чуть не выскочила замуж, но вовремя сообразила, что брак с братом – это не дело. Теперь я живу одна в Мемфисе, учусь в городском колледже и работаю официанткой. После окончания учебы хочу перебраться в Нашвилл и попробовать петь в ночном клубе. – У нее была такая же воля к жизни, как у ее матери.

– А ты поешь? – удивленно спросила Мэдди. Ей уже не терпелось узнать все о дочери. Сердце болело при мысли, как бедняжка мыкалась по сиротским приютам и приемным семьям, лишенная родных и любви. Как ни странно, Элизабет удалось преодолеть все препятствия и выжить. Рядом с ней сидела милая девушка, закинув ногу на ногу точно так же, как ее мать.