На следующий день, когда Мэдди отправилась пообедать с Биллом, девушка была на том же месте. Мэдди встретилась с Биллом внизу, и они поехали в ресторан на Пенсильвания-авеню, 701, ни от кого не прячась. Им было нечего скрывать: они вместе работали в комиссии первой леди, и Мэдди была уверена, что даже Джеку нечего будет на это возразить.

Обед прошел очень мило, они обсудили массу тем. Мэдди рассказала Биллу о разговоре с доктором Флауэрс и восторженно отозвалась о том, какая та понимающая.

– Надеюсь, она вам поможет, – сказал Билл. Вид у него был встревоженный. Он осознавал всю опасность положения, в котором оказалась Мэдди, и боялся за нее.

– Я тоже на это надеюсь. Между мной и Джеком что-то изменилось…

Объясняя происходящее Биллу, она пыталась разобраться в этом сама, но пока безуспешно. В ее отношения с мужем вкралась патология, которой раньше не было; по словам доктора Флауэрс, он чувствовал, что жена ускользает от него, и делал все возможное, чтобы вернуть ее под свой контроль. Чем независимее и самостоятельнее Мэдди, тем меньше это нравится Джеку. Доктор Флауэрс предупреждала ее об осторожности. Даже не склонные к насилию деспоты способны в любой момент сменить тактику; именно эту опасность она порой и чувствовала, имея дело с Джеком.

Мэдди долго разговаривала с Биллом. Он сказал, что на следующей неделе собирается в Вайнъярд, но побаивается ее оставлять.

– Перед отъездом я сообщу вам свой номер. Если что-то случится, я тут же вернусь.

Казалось, Билл уже чувствует ответственность за эту женщину, особенно с тех пор как узнал, что у нее нет друзей, к которым можно обратиться за помощью, кроме Грега, но тот уже уехал работать в Нью-Йорк.

– Со мной все будет хорошо, – ответила Мэдди, убеждая скорее саму себя. Ей не хотелось нагружать его своими проблемами.

– Очень на это надеюсь…

Билл планировал отсутствовать две недели и за это время закончить свою книгу. И, как истинный яхтсмен, предвкушал плавание под парусом в компании детей.

– Как бы мне хотелось, чтобы вы ко мне присоединились! Уверен, вам бы понравилось! Вайнъярд – чудесное место.

– Я бы с радостью. Нам предстоит поездка на несколько дней на ферму в Виргинию, но Джек так занят с президентом, что мы перестали куда-либо выбираться. Недавняя поездка в Европу не в счет.

Слушая ее, Билл удивлялся, как владелец телеканала, человек, приближенный к самому президенту, может быть семейным деспотом, и как женщина, настоящая телезвезда, успешная, высокооплачиваемая, красавица, умница, позволяет ему над ней измываться. Доктор Флауэрс права: эта беда может обрушиться на любого, невзирая на классовую принадлежность, деньги, власть, образование.

– Надеюсь, к моему возвращению вы решитесь на главный шаг. Мне не будет покоя, пока вы этого не сделаете.

Сказав это, Билл серьезно посмотрел на Мэдди. Он не мог понять, как при ее красоте, достоинстве, искренности, очаровании она могла оказаться жертвой. Он наслаждался ее обществом и уже мечтал о том, чтобы так было каждый день. Их дружба крепла день ото дня.

– Если ваша дочь приедет в Вашингтон, я с радостью с ней познакомлюсь, – улыбнувшись, сказала Мэдди.

– Уверен, она вам понравится, – подхватил Билл. К своему удивлению, он только что сообразил, что Мэдди – ровесница его дочери. Но его отношение к ней становилось иным. Он видел в ней не ребенка, а женщину, она была мудрее и утонченнее. Мэдди многое пережила, поэтому больше годилась в друзья ему, чем его дочери.

В три часа они вышли из ресторана. Когда Мэдди вошла в вестибюль студии, там стояла красивая длинноволосая брюнетка в мини-юбке и смотрела прямо на Мэдди, у которой мелькнула мысль, что она знает девушку, но вот откуда… Брюнетка отвернулась, как будто боялась, что ее узнают. Когда Мэдди уехала наверх, она спросила у охранника, на каком этаже находится офис миссис Хантер. Охранник отправил гостью прямиком к Джеку – таковы были инструкции. Любой, кто спрашивал миссис Хантер, оказывался у ее супруга, чтобы тот без ведома Мэдди разобрался с посетителем. Она понятия об этом не имела. Посетители не возражали, уважая действующие на телеканале правила.

Секретарь спросила вышедшую из лифта девушку, чем может быть ей полезна.

– Мне нужна миссис Хантер, – звонко ответила посетительница, которой на вид было не больше двадцати.

– По делу или по личному вопросу? – осведомилась секретарь, занеся над блокнотом ручку. Девушка, назвавшаяся Элизабет Тернер, ответила, почти не колеблясь, что пришла по личному вопросу.

– Сегодня миссис Хантер никого не принимает, она очень занята. Возможно, вы изложите ваше дело мне или оставите записку. Я обязательно ее передам.

Девушка кивнула. Она была явно разочарована. Взяв у секретаря листок, черкнула несколько слов и отдала секретарю. Та развернула листок, прочла написанное и встала со взволнованным видом.

– Подождите минутку, пожалуйста, мисс… Тернер.

Девушка молча кивнула. Секретарь отнесла записку Джеку. Тот прочел ее и в бешенстве уставился на секретаря.

– Где она?! Какого черта! Что она здесь делает?

– Она в приемной, мистер Хантер.

– Давайте ее сюда! – Он лихорадочно размышлял, как быть. Лишь бы она не попалась на глаза Мэдди! Хотя та все равно ее не узнает, так что не беда…

Посетительница вошла в кабинет, и Джек вскочил, разглядывая ее. Его взгляд был холодным и жестким, но улыбка, с которой он заговорил с девушкой, говорила о многом. Мэдди ничего о ней не знала.

Отправляясь на прием к доктору Флауэрс, Мэдди постаралась уйти как можно незаметнее. О ее встрече с психиатром знал один Билл Александер. Доктор встретила Мэдди так же приветливо, с тем же материнским участием, как в первый раз, в Белом доме.

– Как ваши дела, моя дорогая? – тепло спросила она. Мэдди коротко охарактеризовала свою ситуацию с Джеком, когда звонила, но тогда у нее не было времени вдаваться в подробности.

– Я многое почерпнула из вашего выступления, – начала Мэдди, опустившись в удобное кожаное кресло. У доктора оказался уютный кабинет, хотя мебель выглядела как с дешевой распродажи: разрозненная, местами ветхая, кресла вытерты, картины, похоже, принадлежали кисти детей психиатра. Зато здесь было чистенько, мило, очень по-домашнему.

– Я выросла в доме, где насилие было нормой жизни: отец колотил мать каждый выходной, когда напивался. В семнадцать лет я вышла замуж за человека, который стал обращаться со мной так же, – начала рассказывать Мэдди, отвечая на вопрос доктора Флауэрс о своем прошлом.

– Печально это слышать, дорогая. – Доктор Флауэрс была само сострадание и забота, но ее опекающий тон резко контрастировал с ее глазами – словно прожигающими насквозь. – Знаю, как это тяжело, и не только физически, знаю, какие оставляет рубцы. Долго вы с ним прожили?