Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он расплатился, и они вышли из кафе. К середине ноября в Москве обычно наступают ночные морозы. Вика сказала, что ей холодно и захотела вернуться домой. Санька проводил её до подъезда. Она посмотрела на него, положила руки ему на плечи и, чуть поднявшись на каблуках, поцеловала его в щеку. Он не успел опомниться от неожиданного поцелуя, когда Вика сделала шаг назад и стремительно двинулась к входной двери.
— Я позвоню тебе, Вика, — крикнул он.
— Я буду ждать, — ответила она, обернувшись на мгновенье, и скрылась за дверью.
На мехмате закончился семестр, и началась сессия — время бессонных ночей и экзаменов. Сессия наступила и у неё в Авиационном институте. Виделись они урывками в центре города, на следующий день после экзамена, когда удавалось просто выспаться и привести себя в порядок. Однажды она попросила встретиться с ней возле станции «Проспект мира». Когда он вышел из метро, она уже ждала его. Они поцеловались, и он почувствовал необычное волнение в её движениях и в голосе.
— Случилось что-нибудь? — спросил он.
— Пока ничего, но может случиться, — загадочно ответила она.
— Ну, расскажи, что происходит, — настоял Санька.
— Мои родители сегодня пошли в театр на какую-то премьеру, а ты у меня ещё ни разу не был. Пойдём?
— Я за тобой хоть на край света пойду, — искренне сказал он.
— Правда? Тогда вперёд.
Они вошли в подъезд её дома и поднялись лифтом на пятый этаж. Большая четырёх комнатная квартира была обставлена добротной румынской мебелью, кабинет хозяина дома украшал дубовый письменный стол, над которым нависали заполненные книгами шкафы.
— Это комната отца. Он доктор технических наук, вот его портрет с Туполевым.
— Так ты пошла по его стопам?
— Просто он реально мог помочь мне поступить только в авиационный. Хотя мне нравится то, чему я учусь.
Они вернулись в гостиную и сели на диван.
— Ты не голодный? — спросила она.
— Нет, но я бы что-нибудь выпил.
— У отца есть хороший коньяк, — сказала она и, открыв дверцу бара, наполнила рюмки.
Они выпили, и она включила магнитофон. Из колонок полилась знакомая песня.
— Тебе нравится шансон?
— Очень.
— Давай потанцуем? — предложила Вика. — Я обожаю Шарля Азнавура.
Он поднялся с дивана и обнял её. Она прижалась к нему и, смотря ему в глаза, спросила:
— Ты любишь меня?
— Да, люблю.
— А почему никогда не настаивал на интимном свидании?
— Потому, что всегда были чем-то заняты, да и где мы могли встречаться.
— А я боялась, что ты просто играешь со мной.
— С тобой я совсем не играю. Я просто контролирую себя, чтобы не сорваться и не наделать глупостей, — оправдывался Санька.
— Ты называешь глупостью любовь? — усмехнулась она и поцеловала его в губы.
Его охватило давно не испытываемое им чувство к этой милой любящей девушке. Он легко поднял Вику на руки и понёс в её комнату, в то время как она покрывала поцелуями его шею и лицо. Он положил её на мягкую постель и лёг рядом с ней. Она приподнялась и сорвала с него рубашку и майку. Пока он раздевался и снимал туфли, она уже лежала обнажённая и призывно с некоторым волнением смотрела на него.
— Ты очень красивый мальчик, — молвила она.
— А ты самая лучшая девочка, — ответил он. — Я, пожалуй, влюбился не на шутку.
Он лёг на неё и его возбуждённый член легко вошёл в её влажную нежную плоть. Они долго не могли оторваться друг от друга, и в какой-то момент мощный неудержимый оргазм пронзил их молодые тела. Он откинулся на подушку, а она положила голову на его грудь.
— Теперь я знаю, что ты действительно любишь меня, — прошептала она. — И никогда не разлюбишь.
11
Гастроли захватили Илюшу, подчинив его жизнь расписанному на многие месяцы вперёд распорядку. Ему нравилось душевное тепло и аплодисменты полных залов, интерес журналистов к молодому яркому пианисту, которому музыкальные критики пророчили блестящее будущее. Ему самому вскоре стало понятно, что не только любовь к музыке, но и здоровые амбиции и желание славы придают серьёзную мотивацию его жизни, заставляя много работать, репетируя и разучивая новые произведения. Мама поддерживала его стремление к совершенству, хорошо кормила и поощряла его честолюбие. В Москонцерте были очень довольны тем, что молодой исполнитель не отказывался от не слишком привлекательных поездок и нередко заменял знаменитых мастеров. Когда ему предложили участвовать в конкурсе имени Фредерика Шопена, он, не раздумывая, согласился. Было важно набрать очки и приобрести опыт в международных конкурсах, а этот весьма котировался среди пианистов. Поездка в Варшаву оказалась успешной. Он стал лауреатом и получил вторую премию, что стало для него самого неожиданным — он обошёл многих известных исполнителей. Илюша знал, как тридцать лет назад Владимира Ашкенази умышленно оттеснили на второе место, но Лев Оборин, член жюри, опротестовал, не желая подписывать протокол, и он разделил первое место с польским пианистом. Ситуация с ним несколько напоминала эту историю, но похоже, принципиального защитника среди членов жюри не нашлось. Через несколько лет Ашкенази на конкурсе Чайковского взял первую премию, подтвердив свой высокий класс, и приобрёл мировую известность. Илюша был доволен, пример знаменитого коллеги его вдохновлял, да и Светлана Моисеевна, его педагог, с которым он иногда встречался в промежутках между поездками, внушала ему спокойствие и терпение.
Случилось то, что давно ожидали прозорливые люди. Граница приоткрылась, чтобы выпустить пар, накопленный за семь лет, прошедших после начала Афганской войны. Каганские тоже получили разрешение. Об этом Яна сообщила Илюше в январе по телефону. Он тогда только что вернулся из Тулы, где прекрасно сыграл концерт Бетховена с симфоническим оркестром Московской филармонии и сидел за небольшим роялем, который недавно приобрёл, наигрывая любимые мелодии. С Яной он виделся в последнее время редко — любовь к музыке и успеху становилась сильнее любви к женщинам, работницам Москонцерта и фанаткам, которые летели ему в объятья, как бабочки на свет фонаря в безлунную ночь. Это было неотъемлемой частью его жизни, и он старался не отказываться от подарков, которые дарила ему судьба артиста. Но Яна была его единственной любовью, и он ощутил это сейчас особенно сильно, когда потеря её была на расстоянии вытянутой руки.
— Мы улетаем через месяц, — сказала она. — Ты всё время на гастролях. Когда я тебя увижу?
— Я вчера вечером вернулся и тут же повалился в постель, так устал. — Но сейчас я уже в порядке. Если хочешь, я приду.
— Давай в семь вечера, родители взяли отпуск и уехали к