Мадам Дюран закрыла ногой кран и спрятала ногу под водой. Пользуясь передышкой, Стюарт попытался собраться с силами и вернуть ясность мысли, не замутненной очарованием и вожделением. Эта женщина была всего лишь служанкой, которая, пользуясь отсутствием хозяина, вторглась в его личное пространство и воспользовалась удобствами, предназначенными исключительно для него. Серьезнейший проступок, как ни погляди.

Будь это кто-то другой, Стюарт переговорил бы с миссис Аберкромби, а уж та, в свою очередь, выдала бы нарушительнице все, что ей причитается, вплоть до увольнения, если у экономки идо того были замечания. Но в данном случае нарушительницей оказалась загадочная, распутная и надменная мадам Дюран, чье угощение он ел, не в силах остановиться, и чье незримое присутствие порождало в его душе голод. Голод такой сильный, что он уже в который раз не решался вызвать мадам Дюран к себе из страха слепо уступить собственной слабости. Разум Стюарта предостерегал, призывал вспомнить о том, как Берти попался в коварную ловушку; в глубине же таился похотливый зверь, ждущий малейшей возможности, чтобы удовлетворить все свои низменные желания.

Лучше всего ему незамедлительно уйти. Он и без того слишком пристально смотрит на ее горло, руку и колени, которые блестят прямо под поверхностью воды. Какие меры предпринять по поводу ее проступка, он решит позже – когда его умственные способности восстановятся после ошеломляющего зрелища.

Стюарт попытался нашарить ручку двери за спиной. Мадам Дюран вдруг слабо застонала, и это было похоже на движение влажного языка в его сокровенном месте. Стюарт застыл на месте. Звук повторился, будто новая ласка жаркого и жадного языка.

Он снова взглянул на нее через плечи. Правая рука была в воде, не вызывая у него других мыслей, кроме того, что была помехой, не позволяющей ему насладиться зрелищем восхитительной груди. Правое плечо чуть заметно подрагивало. Женщина опять тихонько застонала, облизывая нижнюю губу. А Стюарт чувствовал, как его естество становится твердым, как дубинка полицейского.

Наконец он понял то, что тело знало с самого начала, повинуясь инстинкту. Это были стоны наслаждения. Она делала – она...

Вероятно, Берти был прав, когда называл Стюарта ханжой. Он не мог даже в мыслях произнести это слово применительно к женщине, хотя отлично понимал, чем именно она сейчас занята, без капли стыда.

Что ему следует делать? Уйти? Он не мог двинуться с места.

То есть мог, но не в том направлении – к ней. Его шаги заглушал толстый ковер, который расстелили здесь с приходом зимы.

Прозрачная вода почти ничего не скрывала. Ни розовых сосков, ни руки, лежащей прямо на лобке. Он не мог рассмотреть в точности, как она это делает. Мешала проклятая тень, отбрасываемая краем ванны и ее поднятым коленом. Почему, ну почему он так и не распорядился повесить светильник прямо над ванной?

Из воды показалась одна ступня, затем вторая, и мадам Дюран обхватила ладонями подушечки пальцев ног на краю ванны. Теперь Стюарт мог видеть лучше, так отчетливо, что голова пошла кругом от ощущения нереальности происходящего и нарастающего желания.

Длинные пальцы ласкали розовую плоть – поглаживали, потирали, дразнили. Пальцы ног свело судорогой. Скрытые носовым платком губы шевельнулись – она снова застонала. Ее движения ускорились. Рука и запястье заметно напряглись. Пальцы уже не ласкали – они давили. Ему стало страшно. Вдруг она себя поранит? Но, казалось, это лишь удвоило удовольствие. Бедра женщины раскачивались, пальцы левой руки разжались, стоны стали громче, пронзительней.

Стюарту хотелось сорвать платок, чтобы насладиться зрелищем ее воспламененного страстью лица. Воспользоваться своей рукой, чтобы получить малую толику облегчения – он чувствовал сильную боль, нараставшую в унисон разгорающейся страсти. Захотелось броситься в ванну, чтобы заменить ее руку собой – любой частью себя. Но Стюарт не смел двинуться с места. Не смел даже дышать.

«Не останавливайся! Ради Бога, не останавливайся!»

Она и не остановилась. Несла себя все выше и выше по крутому склону наслаждения. Ее ноги нырнули в воду. Женщина плотно сжала их, упираясь в закругление ванны. Левая рука ухватилась за край ванны, а таз приподнялся – все тело приподнялось. Вода перекатывалась через твердые, заостренные соски.

Сердце Стюарта стучало как молот. Он был как в огне, вероятно, уже превращался в золу – кто знает. Ему было все равно.

У нее перехватило дыхание. Еще раз. Воздух покидал легкие с судорожным хрипом. Тело напряглось. Зубы стиснули уголок носового платка. Стюарт ухватился за столешницу комода, потому что ноги подгибались. Вся кровь его тела сосредоточилась в одном, и только одном месте – океан крови.

Он ее хотел. Должен получить ее. Сейчас. Немедленно.

Стюарт почувствовал кровь на губе. Руки дрожали. Воля таяла, как снег весной, а мадам Дюран извивалась и стонала в финальных судорогах собственной страсти.

Потом она вскрикнула – и он чуть не потерял над собой контроль. Ее пылкость, покрасневшая кожа, вставшие торчком соски, вздымающиеся над водой, когда она выгнула дугой спину. Боже правый, что он сделал, чтобы заслужить такое искушение?

Боже!

В своих фантазиях Верити была в постели мистера Сомерсета. Ноги широко раскинуты, тело пронзено любовной прелой.

Разумеется, это началось в ванне. Она представила, как он входит в незапертую дверь ванной комнаты, и задрожала от страха и возбуждения. Даже чуть не приподняла с лица носовой платок, чтобы убедиться – никого нет.

Но она оставила платок в покое. Глупо было подумать такое, да и вид пустой комнаты ослабил бы силу воображения, лишив ее фантазии потрясающей яркости. Напротив, Верити плотнее закрыла глаза.

Да, он тут, в ванной. Его взгляд, жаркий, изумленный, скользит по ее телу, задерживаясь в самых непристойных местах, питая к ней безумные и безнадежные желания.

Поскольку дело было в ее фантазиях, Стюарт не смел грубо обойтись со своей кухаркой – не того сорта мужчиной он был. Он не тронул бы ее и пальцем. Но затем платок бы соскользнул – и он увидел бы ее лицо.

В реальности она даже помыслить не могла, какова была бы его реакция. Обрадовался бы он? Рассердился? Или не узнал бы вообще? Но сейчас Верити находилась в собственных мечтах, поэтому можно было опустить неудобные моменты и перейти прямо к страстному, безумному совокуплению.

Услышав ее изумленный вскрик, он выхватил бы ее из воды, обернул полотенцем и понес в постель. Его поцелуи были бы жаркими и нетерпеливыми. Отросшая задень щетина царапала бы горло и подбородок – и она не могла бы насытиться этими шершавыми прикосновениями. Не могла бы насытиться Стюартом.

Воображаемый оргазм наступил бы, стоило б ему в нее войти. Оргазм, испытанный наяву в ванне, унес ее выше горы Монблан. Давно ей не случалось пережить такого ярого и неумолимого ощущения. Слава Богу, она давно научилась сдерживаться, когда ублажала саму себя, – стены между комнатами слуг в Фэрли-Парк были совсем тонкими, а ее кровать предательски скрипела. Иначе сейчас от ее крика зеркало разлетелось бы на куски, а на полу было бы море воды.