— Как дома... — и Эдгар чуть было не добавил: «Настолько же не на своем месте, как и в Лондоне, в этом смысле, точно как дома». Но в холле прозвучал гонг, и общество двинулось по направлению к столовой.

Помолившись, собравшиеся приступили к обеду. Эдгар сидел напротив майора Даферти, полного мужчины, который смеялся, сопел, расспрашивал Эдгара о его путешествии и отпускал шуточки о пароходах речной флотилии. Слева от него миссис Даферти, напудренная и тощая, расспрашивала, следит ли он за политической жизнью Британии. Эдгар уклончиво отвечал, припоминая какие-то новости о подготовке к юбилею королевы. После нескольких минут упорных расспросов майор перебил ее, воскликнув:

— О, моя дорогая, я полагаю, одна из причин, по которым мистер Дрейк отправился в Бирму, — это желание оказаться подальше от британской политической жизни! Правильно, мистер Дрейк?

Все рассмеялись, даже миссис Даферти, которая вернулась к своему супу, удовлетворенная тем немногим, что ей удалось вытянуть из гостя. Эдгар слегка напрягся, потому что вопрос слегка задел его, как бы приоткрывая реальную причину его прибытия в Бирму. Справа от него миссис Ремингтон, слегка подпрыгнув на месте, обругала майора за то, что тот смеется над такими вещами:

— Это вовсе не праздный разговор, нет, мы же все — британские подданные, и мы должны быть в курсе всех событий, ведь почта сюда доходит с таким опозданием, а нам хочется знать, как самочувствие королевы. И еще я слышала, что у леди Хатчингс открылась чахотка. Это было до или после лондонского карнавала?

— После.

— Какое счастье! Не для леди Хатчингс, конечно, а для общества. В конце концов, карнавал — это так замечательно, как бы я хотела побывать там! — и некоторые другие леди тоже защебетали, вспоминая о последних приемах, на которых каждой из них довелось побывать, и Эдгар с облегчением принялся за еду.

«Если подумать, — размышлял он, — они оказывают мне честь, полагая, что в Лондоне я бываю в таком обществе». Направление беседы его, впрочем, успокаивало, потому что лучше быть дальше от таких взрывоопасных тем, как рояли и необычные доктора. Но тут миссис Ремингтон спросила вполне невинно:

— А вы были на карнавале, мистер Дрейк? — и он ответил:

— Нет, не был.

А она:

— Но вы так много знаете об этом, не может быть, чтобы вы там не присутствовали.

А он ответил:

— Нет, — и прибавил вежливо: — Я только настраивал концертный «Эрард» для этого события, — и тут же понял, что не стоило этого говорить.

— Пардон, концертный, что? — переспросила она, и он ничего не смог с собой поделать и начал:

— «Эрард» — это марка рояля. У них там «Эрард» 1854 года выпуска, один из лучших в Лондоне, совершенно чудесный инструмент, я уже настраивал его с год назад, для бала потребовалась лишь небольшая подстройка. — Кажется, ее это вполне удовлетворило, она замолчала, наступила тишина, которая обычно предшествует смене предмета разговора, но миссис Ремингтон вдруг добавила невинным голосом:

— «Эрард»... а что, кажется, на таком рояле играет доктор Кэррол?

Даже теперь положение еще можно было спасти, например, если бы миссис Даферти успела вступить в беседу, ей не терпелось расспросить гостя о том, что он думает о бирманском климате и услышать в ответ, что он считает его ужасным. Или если бы майор Даферти заговорил о последнем нападении дакоитов в районе Таунггия. Или если бы миссис Ремингтон продолжила тему балов, которая еще далеко не была исчерпана — ей все еще хотелось узнать, была ли на карнавале ее подруга миссис Бисси. Но полковник Вест, сидящий слева от майора Даферти, который молчал на протяжении всего обеда, неожиданно пробормотал, впрочем, вполне различимо:

— Этот мусор стоило утопить в реке!

Эдгар повернулся от миссис Ремингтон к полковнику.

— Простите, что вы сказали?

— Только то, что сказал. Мне бы очень хотелось, ради пользы Ее Величества, чтобы этот дьявольский инструмент оказался на дне Иравади или пошел бы на растопку, — за столом воцарилась тишина, и капитан Нэш-Бернэм, который был занят другим разговором, проговорил:

— Полковник, ради бога, мы уже обсуждали все это раньше.

— Не надо учить меня, о чем мне говорить, капитан. Дакоиты погубили пятерых моих людей из-за этого рояля.

Капитан положил свой столовый прибор на скатерть:

— Полковник, мы вас все очень уважаем и весьма сожалеем о случившемся. Я знал одного из убитых. Но я считаю, что рояль — это несколько другое, а мистер Дрейк здесь у нас в гостях.

— Вы хотите мне объяснить, что произошло, капитан?

— Конечно, нет, сэр. Я только надеюсь, что мы можем обсудить все это как-нибудь в другой раз.

Полковник повернулся к Эдгару.

— Подкрепление, предназначенное моему посту, задержалось на два дня, потому что они должны были сопровождать это пианино. Вам рассказывали об этом в Военном министерстве, мистер Дрейк?

— Нет, — Эдгар почувствовал, как участился его пульс, голова закружилась. Перед его мысленным взором промелькнули картины охоты в Рангуне. «Об этом они мне тоже не рассказывали», — подумал он.

— Пожалуйста, полковник, мистеру Дрейку сообщили все необходимое.

— Он вообще не должен был приезжать в Бирму. Это нелепость!

За столом стало тихо. Все повернулись к спорящим. Капитан Нэш-Бернэм стиснул зубы и покраснел. Он схватил салфетку, лежавшую у него на коленях, и аккуратно положил ее на стол.

— Полковник, благодарю вас за обед, — произнес он, поднимаясь. — Мистер Дрейк, если вы не против, по-моему, нам нужно идти. У нас... есть еще дела.

Эдгар оглядел присутствующих:

— Да, да, конечно, само собой, капитан, — он отодвинулся от стола. Послышался разочарованный шепот. «А мы хотели расспросить про бал, — бормотали леди. — Он такой приятный мужчина. Они вечно приплетут везде свою войну и политику». Нэш-Бернэм прошел вдоль стола и опустил ладонь на плечо настройщика.

— Мистер Дрейк.

— Благодарю... благодарю всех за прекрасный обед, — он встал и махнул в воздухе рукой — это был жест смущенного прощания.

У дверей лучший исполнитель на табле во всей Верхней Бирме протянул капитану Нэш-Бернэму его саблю, тот хмуро посмотрел на него.

На улице мимо них прошла женщина, неся на голове огромную корзину. Капитан Нэш-Бернэм сердито поддевал землю носком сапога.

— Мистер Дрейк, я очень сожалею. Я же знал, что он там будет. Мне не стоило приводить вас. Это моя ошибка.

— Пожалуйста, капитан, вы ни в чем не виноваты. — Они пошли по улице. — Я просто ничего не знал об этом человеке.

— Я знаю, что вы не знали. Но не в этом дело.

— Но он сказал...

— Я знаю, что он сказал, но подкрепление должно было быть направлено на Рубиновые Копи, к его патрулю, только через неделю. И рояль здесь совершенно ни при чем. Доктор Кэррол доставил его в Маэ Луин самостоятельно. Но я не мог ему возражать. Я его подчиненный. Покинуть обед раньше времени — и без того достаточное выражение неповиновения.